Проклятие темных вод - Пенни Хэнкок

— Беспокоит? С какой стати это должно меня беспокоить?

— Да вид у тебя встревоженный. Никому, конечно, не нравится, когда его допрашивает полиция. Поверь, я по горло сыта этим за последнюю пару недель. Всякий раз в душе шевелится беспокойная мысль: не поверят они в мою невиновность.

— Да ну, никакое это не беспокойство! Подумай, кстати, о том, сколько за последние годы было судебных ошибок.

— Действительно, — соглашается Хелен. — И не говори. Сначала думала, они в любом случае возьмут и арестуют меня. Даже представляла, как, обвиненная в убийстве Джеза, провожу остаток дней в тюрьме. Но этот жребий слишком тяжел. Пусть оставят себе. Знаешь, у меня круто изменилось мнение о полиции. Сомневаюсь, проходят ли теперь хоть какой-нибудь психологический тренинг.

Я встаю.

— Ты так и не сказала им, где была в пятницу утром?

— Не могу, Соня.

— Сделаю, что в моих силах. Давай, пора идти.

Направляюсь к двери.

— Может, еще по чуть-чуть? Оставайся! — просит Хелен.

Качаю головой. Она шагает к бару за очередным заказом: большим бокалом вина.

Понедельник. Ночь

Соня

Дома я быстро, как только могу, убираю на кухне и сразу же поднимаюсь проведать Джеза. Склоняюсь над мальчиком. На расстоянии кожей лица чувствую, как от него пышет жаром. Парень тихонько хнычет во сне. Запах болезни: резкий, с дрожжевым оттенком. Иду вниз за парацетамолом. Тормошу больного, чтоб проснулся, заставляю проглотить две таблетки и запить водой. Он бессильно откидывается и тотчас засыпает. На матрасе как раз остается местечко для меня. Лежу рядом час, может, два.

— Что же нам делать, Джез? — шепчу.

Боюсь, он похудел еще больше: тазовая кость под моей рукой кажется совсем потерявшей округлость. Контуры лица стали резче, тени под скулами острые в тускло освещенной комнате.

Каждый раз, когда по реке проходит судно, чуть погодя с берега прилетает шорох волн. Или плеснет отсветом на стену. Поворачиваюсь с боку на спину, отпускаю клочок волос парня, который держала во рту, и вдруг слышу звонок двери, что со стороны реки. Замираю. Мое колено — у Джеза между ногами. Опять звонят, снова и снова. Если это не прекратится, мальчик проснется и увидит меня рядом. Может закричать, а в ночной тиши в доме это могут услышать внизу. Вылезаю из-под теплого пухового одеяла, подхватываю туфли и на цыпочках через комнату. Запираю дверь, сбегаю вниз ко входу. Кто-то тарабанит в окно гостиной.

— Соня, Соня! Пожалуйста, открой! Мне больше некуда деваться!

Бегом через двор — к двери в стене. Сернистый запах тины с реки подавляет все остальные. Наверное, отлив. Свежий ветер кружит водоворот мусора на дорожке. До дрожи холодно.

— Хелен, ну в чем дело? Перестань кричать!

Придерживаю дверь. Подруга в смятении. Оранжевый свет фонаря делает ее лицо будто помятым. Наверняка после моего ухода продолжила возлияния.

— Я застукала их!

— Что?

— Войти дай, пожалуйста!

Инстинкты подсказывают, что Хелен в таком состоянии лучше не перечить. Идем через двор в кухню. Усаживаю ее на скамью и наливаю фужер вина.

— Только давай потише. Соседи, сама понимаешь…

Она не уточняет и не спорит, просто опускает лоб на руку, стонет и негромко начинает говорить:

— Когда ты ушла, я посидела и хорошенько все обдумала. Решила поговорить с сестрой. Мик вряд ли способен на такое.

Она залпом осушила полбокала.

— Вернулась домой примерно в полдесятого. Тишина. Поднимаюсь проверить, спит ли Мария. Открываю дверь — а они там вдвоем. На кровати. У нее сын пропал! А она с чужим мужем на кровати сына! Соня, налей еще. Господи! Мне просто необходимо выпить!

— А как же тот инспектор?

— А? — Хелен поднимает взгляд, смахивает кулаком слезу со щеки.

— Ты говорила, он был полезен. Сказал, что в таких обстоятельствах Мик ведет себя типично. Рекомендовал тебе перетерпеть.

— А! Да-да! Конечно. Только где его носило, когда он был так нужен мне? Поехал спать в отель «Кларендон». Ну вот я и… сказала это, потому что была не совсем трезвой. Знаешь, как иногда получается: изо рта вылетает совсем не то, что хочешь сказать. В общем, говорю: «Ну, все! Я ухожу». А Мик… Соня, он сидит на кровати Джеза в одних клетчатых трусах «Кельвин Кляйн» и говорит: «Вот и отлично, меня достали твои пьянки». Я хочу возразить, что не пила бы, если б он не вел себя так, как в последние дни. А он продолжает: «Ты ж почти всегда даже не замечаешь, ушли мальчишки или не пришли ночевать. И неудивительно, черт возьми, что Джез исчез прямо у тебя из-под носа». Как он мог такое сказать? Это же бред! Соня, какой ужаc! Злобная клевета!

— Тише, Хелен, тише! Ты расстроена. Но в истерику впадать не надо.

А Джез ведь может услышать, может позвать сверху! Я чувствую себя больной и припоминаю, что прошлую ночь почти не спала, нервы на пределе.

— Поздно! У меня уже истерика! — почти вопит она. — Выть хочется! Что делать? Куда идти? Он так… Он такой…

— Выпей-ка, — подливаю несчастной вина, чтобы замолчала.

— …жалкий. Соня, как он может быть таким слабаком? Не борется за меня. Господи, я ведь его жена! Считает, если меня допрашивают копы, я и вправду могу быть виновна. А Мария единственная заслуживает сочувствия. — Она с силой поводит пальцами по щекам, покрытым красными пятнами. — Или он всегда питал к ней слабость? Говорят, в трудные времена разваливаются только непрочные отношения. Может, все и так шло под откос, а я, дура, не замечала!

Хелен сползает по спинке скамьи. Пара больших глотков — и бокал пуст.

— У меня ничего не осталось. Сыновья — недоучки, муж — предатель. Племянник пропал без вести, а может, погиб. И они почему-то считают, что виновата в этом я!

— Они так не считают. Только не Мик. И не твоя сестра.

— Нет, они в этом уверены. По глазам вижу. Соня, я не могу рассказать, где была в то утро, — это слишком унизительно. Но к Джезу отношения не имеет. Ты-то хоть мне веришь? Понимаю, звучит по-идиотски. Лучше пусть думают, что я пила, чем что скрываю нечто похуже. Быть может, я признаюсь. Что скажешь? Может, наступить на горло собственной песне?

Женщина вдруг садится прямо, уставившись на что-то под столом. Наклоняется вперед и показывает пальцем. Я смотрю туда же. Значок с Тимом Бакли — тот, где фотография обложки его альбома «Неоконченное произведение». На футболке, в которой сегодня была Алисия, та же картинка. Он лежит фотографией вверх. Наверное, слетел с толстовки, когда я днем закатывала Джезу рукава. У Хелен отвисает челюсть. Подруга смотрит на меня. Я обмерла, не в силах ни говорить, ни шевелиться, — просто гляжу на нее.