Тайна оберега - Татьяна Милях

Но сейчас вслушиваясь в топот копыт, Евсей и думать забыл о Божене. Умом Левашов понимал: он не должен встречаться с Таяной: – «Зачем бередить душу и себе, и ей?» – пытался вразумить хозяина рассудок, но княжич ничего не мог поделать с пылким сердцем. Столько дней грудь давило, выматывая душу гнетущей тоской, а теперь в ожидании скорой встречи всё внутри полыхало огнём, угрожая спалить Евсея изнутри. Это жгучее чувство, стремясь вырваться на волю, и несло всадника вперёд. Лишь необходимость предоставить отдых коню заставляла его останавливаться. А ночью растянувшись на лавке или сеннике постоялого двора, Левашов не в силах уснуть, ещё долго ворочался. Бурлящая кровь не давала покоя ни душе, ни телу, и когда на третий день на горизонте появились крепостные стены столицы, княжич, не сдерживая волнения, вновь подстегнул гнедого.

Влетев на двор Долматова, Евсей лихо соскочил с коня и передал поводья подоспевшему конюху. Навстречу гостю вышел тиун. Как полагается слуга поприветствовал князя и почтительно провёл в дом.

– Прохор Алексеевич здесь? – поинтересовался Левашов.

– Господин в Сыскном приказе, ещё не возвращался.

– А девушка где?

– Так где ж ей быть? Заперли в горнице, – кивнул слуга в сторону лестницы ведущей на второй этаж. – Скоро неделя, как там мается. Хозяин пока не велел её выпускать, хотел вас обождать.

– Проводи, – приказал Евсей и последовал за холопом.

Сидя на широкой лавке, Таяна задумчиво разглядывала солнечные блики, пробивающиеся через слюдяное окошко. Она никак не могла свыкнуться со своим заточением. Ей казалось всё, что с ней происходит – это страшный сон. В её голове не укладывалось, как люди могут быть настолько лживыми и коварными? Вспоминая бесстрастные глаза Долматова, Таяна ёжилась словно от холода. Вопросы боярина вызывали в её душе отчаянное возмущение: – «Как он может верить этому Залевскому?» – кипела она от обиды и несправедливости, но слушая её рассказ и объяснения, царский обыщик только ехидно ухмылялся.

«Да, понятно, почему Пелагея не пытается с ним поговорить, – размышляла девушка. – Баран у ворот и тот не столь упрямый будет. А этот уж коли что вбил в голову, уже с места не своротит».

Звон ключей вывел пленницу из задумчивости, и она перевела взгляд на дверь. Дубовая створка со скрипом распахнулась, и открывшийся проём заполнила широкоплечая фигура Левашова. Княжич стоял такой красивый и сильный, и встретившись с его горящими глазами, бедняжка и вовсе затрепетала. Не в силах поверить, что она вновь видит Евсея, Таяна замерла, а её сердце, напротив, заметалось перепуганной птицей. В девичьей груди всё всколыхнулось, закружилось и застонало: «Господи, как же я люблю его!» Приложив к пылающим щекам неожиданно задрожавшие руки, девушка беспомощно опустила глаза: – «Зачем он здесь?»

Увидев Таяну, Левашов забыл, как дышать. Девушка выглядела настолько хрупкой и беззащитной, и походила на загнанного в угол маленького зверька, а её огромные синие глаза смотрели на него так же испуганно, как тогда, много лет назад, когда он нашёл её маленькой девочкой в лесу. Сердце Евсея переполнилось жалостью и нежностью, и его грудь мучительно сдавило. Чувство вины подкатило желанием признаться насколько Таяна ему дорога, но невидимая удавка стиснула горло, не позволяя проронить ни слова. Сделав усилие, княжич сглотнул ком застрявший внутри и взглянув на тиуна знаком приказал ему удалиться. Холоп пожал плечами и закрыл дверь.

– Птаха моя… – наконец прошептал Евсей и, как он оказался возле Таяны, княжич не помнил.

Заметив его движение, девушка вздрогнула: ей захотелось скрыться, раствориться, исчезнуть, и прежде всего от самой себя, но понимая, что бежать ей не куда, она лишь испуганно съёжилась, и в следующий момент оказалась в крепких мужских руках.

Стиснув в объятьях дрожащее девичье тело, Евсей лишь слышал, как безудержно пульсирует кровь в висках и гулким набатом стучит его сердце. Задыхаясь от безумного желания, княжич глубоко вздохнул и порывисто коснулся губ Таяны.

Разум и обида всколыхнулись в голове и груди девушки: «Нет, ты не должна! Гони его!» – хором кричали они, но стоило Евсею её поцеловать, как сердце восторженно задрожало, разомлело и заполняя горячей волной каждый уголок души взорвалось сверкающими искрами. Таяну подхватило безудержным вихрем и, поднимая всё выше, понесло над землёй, не оставляя ни гордости, ни рассудку ни каких шансов достучаться до хозяйки. «Ну и пусть! – упрямо подумала она. – Пусть! Пусть мне только кажется, что он любит меня! Но я хочу хотя бы несколько мгновений ощущать себя любимой!» – девушка зажмурилась, и охваченная сладостным чувством обвила руками шею Левашова.

Ладони Евсея нежно скользили по телу, страстные губы дарили ласку, и неожиданно услышав его хриплое: – «Люблю тебя», – Таяна зажмурилась, понимая, сейчас она просто задохнётся от счастья. Жарко отвечая на его поцелуи, девушка окончательно забыла о себе, и остатки разума покинули её. Покорившись безумству, завладевшему и телом и душой, она лишь прислушивалась к чарующей музыке шёпота княжича, и жадно ловила звуки его горячего дыхания.

Тепло кожи Таяны пьянило, и Евсей вдыхая свежий лесной запах её волос, безмерно наслаждался терпким ягодным вкусом девичьих губ. Он просто не мог оторваться от них, как невозможно в жаркий летний день напиться свежей родниковой водой. Левашов не мог насытиться нежным трепетом желанного тела. «Люблю её!» – кричало его сердце, и не в силах больше сдерживать в себе этот крик мужчина выдохнул признание. «Люблю тебя, – шептал он, покрывая Таяну поцелуями. – Люблю, одну тебя». Такие простые, но бесконечно сладкие слова ласкали душу, обволакивали сознание, проникали волнующим покалыванием в кожу, заставляя каждую частичку тела восторженно вздрагивать.

Руки переплелись в ласкающем, пылком порыве, а трепещущие души наоборот стремясь раствориться в сердце любимого пытались вырваться из груди. И снова, как тогда в буйную Купальскую ночь неведомая сила подхватила влюблённых, и напрочь сметая все расставленные разумом преграды, понесла в безрассудном потоке страсти. Таким неукротимым бывает лишь ледоход полноводной реки, скинувший с себя по весне толщу льда. Но ни Таяна, ни Евсей не хотели сопротивляться стихии. Отмеченные божественным прикосновением неба, безумцы скитались в неизведанном мире, где не было никого кроме их двоих.

Вконец обессилив, они лежали, сцепив объятия и продолжая наслаждаться райским нектаром любви, ловили нежные прикосновения губ. Но сознание, вернувшись в реальность, неожиданно понизило обоих пониманием: возможно такого счастья, они больше не испытают никогда. Таяна зажмурившись прижалась к груди Евсея, и он, крепко сдавив желанное тело, глухо прошептал.

– За что мне это? Люблю тебя, а должен жениться на другой…

Оба сердца в ту же секунду в отчаянье оборвались: ну почему они не могут быть вместе? Ну почему они не могут, вот так же стучать с друг с другом в такт, заливаясь единой песней? Влюблённые безысходно молчали, и каждый, страшась безрадостного будущего, ругал злодейку судьбу.

Понимая, что ему пора покинуть горницу, княжич нехотя выпустил Таяну из объятий, оделся и, стараясь не смотреть на неё вышел вон.