Училка и миллионер - Маша Малиновская

А я его уже дала себе сама.

И ему. Ещё тогда, десять недель назад, когда уступила, когда мы оба сорвались. Всё это время понимала, что готова, что хочу. Переваривала, осмысливала… надеялась. Но не осмеливалась признаться прямо и открыто. Себе в том числе.

Я поднимаю наши всё ещё сцепленные руки и тоже прижимаюсь к ним губами. Слышу, как Костя резко и с облегчением выдыхает. Так, будто, у него с души камень огромный свалился.

Да и я чувствую то же самое. Дышать будто впервые за долгое-долгое время становится легче. Я упираюсь лбом ему в плечо и понимаю, что из глаз катятся слёзы.

Костя мягко, будто боясь спугнуть, кладёт руку мне на плечи и аккуратно прижимает к себе. И я просто дышу. Легко, открыто, свободно.

Счастливо.

— Я бы хотел свадьбу. А ты?

— И я, — почему-то смеюсь, всё ещё прижимаясь лицом к его плечу и понимая, что тонкая ткань рубашки насквозь промокла в этом месте. И это уже не говоря о бедном мороженом в моей второй руке. Возможно, оно уже протекло на колени, но меня это сейчас совершенно не волнует.

— Выбирай дату, — в голосе Кости появляется какая-то необычайная лёгкость.

Договорить у нас не получается, потому что просыпается Сава. Он открывает свои большие чистые глазки и смотрит на нас обоих так, словно всё знал и понимал заранее. Улыбается и лепечет что-то на своём.

Да, договорить в парке мы не успели. Но впереди у нас была целая ночь. Длинная, нежная, полная ласк и тихих разговоров.

Мы говорили обо всём: о нём, обо мне, о нас, о сыне. Говорили открыто и честно. О чувствах, о мечтах. И об обидах тоже. Признали ошибки и отпустили их друг другу и самим себе. Простили. И самое главное, дали друг другу слово не молчать и обязательно, какой бы сильной не казалась обида, давай другому возможность сказать.

Ведь мы столько упустили, столько потеряли лишь потому, что не умели говорить и слышать друг друга. А это так важно.

Послесловие.

Здесь не будет эпилога. Всё, что хотели сказать своей историей Костя и Катя, они сказали.

Конечно, у них была пышная свадьба и белое платье, уже без корсета. Были гости и свадебное путешествие.

Конечно, они утопили в любви Савушку и Аришку, которую тоже принял Захар.

Косте пришлось учиться избегать в речи нецензурной брани, когда Сава повторил случайно услышанное ругательство, и Макарскому старшему влетело от Катерины.

А ещё Костя нашёл общий язык с отцом через своих детей. Холодный и строгий в прошлом отец, профессор Лев Антонович Макарский, оказался трепетным, добрейшим дедом, души не чаявшим во внуках. Ведомый шантажом «батя, ну как ты будешь за Аришкой на четвереньках успевать мотаться, если будешь больной и дряхлый?», он даже согласился на обследование и лечение, но жизнь в деревне отстоял. Правда, наркомовскую дачу продал и купил небольшой домик в посёлочке у моря под Геленджиком. Долго удивлялся, почему домик-то больно дешёвый. А сын его пожимал плечами и говорил, что риэлтор попался, видимо, хороший, удачный вариант подобрал.

От жены сына Лев Антонович был просто в восторге.

— Ну что такая умная и интеллигентная девушка нашла в моём сыне? — сетовал профессор, но при этом глаза его светились гордостью, которую так редко доводилось видеть Косте.

Родители Кати приняли Костю открыто и по-доброму. Мама повздыхала, пожурила тихо, отец сказал всё одним долгим взглядом. А вот брат двоюродный на свадьбе прямолинейно и открыто ещё раз напомнил, что у его друга, того самого Котовского, есть чудный подвальчик в загородном доме, и если Макарский вновь обидит его сестру, то данный подвальчик будет использован немного не по назначению, но со смыслом.

После декрета Катя вернулась к преподаванию. В обычную городскую школу. И сколько бы Костя не предлагал ей открыть свою частную или уйти в высшую, Катя видела своим призванием работу рядовым учителем. В поле, как говорила её первая начальница Наталья Валентиновна.

И ученики любили строгую, но интересную и справедливую Екатерину Валерьевну. В первую очередь за то, что она их слышала и позволяла говорить.

Потому что Екатерина Валерьевна на собственном опыте знала, насколько это важно. И теперь она, уставшая после трудового дня и возни с детьми, обнимая мужа в постели, обязательно рассказывала, как прошёл её день, о чём она думала и что чувствовала сегодня, а потом слушала мужа.

А потом они замолкали и позволяли говорить своим телам прикосновениями и ощущениями. И перед сном, по неизменной традиции, произносили важные слова о любви. Обязательно. Вслух.