Часослов Бориса Годунова - Наталья Александрова

Всего семь лет просидел он на московском престоле, а как за те годы изменился!

Был он красив лицом, крепок телом, на щеках румянец играл, как вешняя заря, глаза пылали, как у ясного сокола. Сейчас же стал бледен, глаза потухли, спина ссутулилась.

В дорогие парчовые одежды облачен государь, жемчугом и самоцветами расшитые. Но не красят его те одежды, не сверкают те самоцветы.

Не стар еще годами государь, в самом возрасте, но подточили его заботы и невзгоды, подточила его тайная вина, как червь точит крепкое с виду дерево.

Зашептались царедворцы – болен государь, недужен. Одной ногой стоит он уже в могиле. Сможет ли устоять перед Самозванцем? Удержит ли в руках кормило государства московского?

А что, если умрет государь?

Какой бы ни был, он – царь, ему крепкую присягу давали, ему клялись хранить верность. Кроме того, Борис хитер, ловок, опытен и расчетлив в придворной игре, умеет, когда нужно, привлечь к себе сердца людские, умеет составить хитрую интригу. Сможет ли заменить его наследник, царевич Федор?

Зашептались царедворцы, но все же встали, хоть и неспешно, поклонились государю.

Медленно прошел Борис между рядами столов, медленно прошел, оглядывая гостей, пытаясь прочитать по их лицам тайные мысли, пытаясь понять – кто из них верен от всего сердца, кто затаил в душе злобу и предательство?

Дошел царь до своего места, до высоких резных кресел, покрытых тяжелой парчою, остановился перед креслами, окинул взором приближенных, поклонился на все стороны, прочел молитву, перекрестился, сел в кресло.

Сели и гости царевы. Сели, заговорили промеж себя вполголоса.

Оглядел царь гостей, поднял полный кубок и проговорил:

– Первую чашу хочу я выпить за воеводу моего Петра Федоровича Басманова!

Поднялся Басманов, поклонился.

– Утешил ты меня, боярин! Разбил нечестивого Самозванца! Теперь можно мне спокойно умереть…

Удивленно взглянул Басманов на царя:

– Зачем тебе умирать, государь? Тебе еще жить и жить… да и самозванец, хоть и разбито его войско, снова сумел уйти, новое войско собирает…

Зашептались остальные гости, зашумели.

Вдруг царь ударил кулаком по столу, так что подскочили золотые кубки, расплескалось дорогое иноземное вино.

Тихо стало в трапезной. Замерли гости, смотрят на царя с испугом и удивлением.

– Ждете смерти моей? – проговорил Борис Федорович в наступившей тишине.

– Как можно! – ответил за всех Василий Шуйский. – Денно и нощно все мы за тебя, государь, молим!

– Только ли за меня?

– И за тебя, и за семейство твое… за наследника твоего, Федора Борисовича, и за царевну Ксению, и за супругу твою…

– То-то… – проговорил царь, и глаза его вспыхнули. – Будете ли вы верно служить сыну моему, как мне служили?

– Конечно, будем! – опять за всех отвечает Шуйский.

– Тогда клянитесь все сей же час! Клянитесь все в верности сыну моему…

– Виданное ли дело, государь, – подал голос боярин Салтыков. – Таковые клятвы надлежит в Храме Божием приносить, пред святыми иконами, а не в трапезной за обедом!

– Есть и тут иконы, – Борис показал в красный угол. – Клянитесь в верности государю Федору Борисовичу!

Гости молчали в растерянности.

Борис прикрыл глаза и заговорил невнятно, неразборчиво, то и дело запинаясь:

– На море… на море на Океане, на острове на Буяне стоит дом о пяти… о семи углах… в доме том сидит красна девица, в руках она держит шелкову нитку… как завяжет она эту нитку… шелкову нитку крепким узлом – так никто ее развязать не сможет… не сумеет… или все же не сможет? Да как же там дальше?

– Свет мой, батюшка, что с тобой? – окликнула Бориса царица. – Что ты такое говоришь?

– Не мешай, жена… – Борис поморщился, продолжил:

– Как этот узел завязан… как крепко этот узел завязан, так и слово наше будет крепко… нерушимо… как же там…

Вдруг царь привстал, лицо его побагровело, он вскрикнул, показывая пальцем в дальний угол трапезной:

– Вот он! Он там! Гоните его прочь!

– Кто, батюшка? – испуганно проговорила царица. – Кого ты там увидел?

– Его… царевича…

– Господь с тобою, нет там никого!

– Есть, есть, я вижу… – И царь упал лицом на стол.

Руки его некоторое время дергались, словно пытаясь что-то схватить со стола, но потом застыли.

Василий Шуйский огляделся и крикнул:

– Лекаря! Сей же час позвать лекаря!

Вскоре появился старый лекарь Якоби, пользовавший еще покойного государя Иоанна Васильевича. Стар лекарь, но еще крепок, только на палку опирается. Властным жестом велел всем расступиться. Бояре и придворные попятились, вокруг царя образовалось свободное место.

Якоби подошел к царю, взял его за руку, поискал пульс, но не нашел. Повернул государя поудобнее, достал из кармана маленькое зеркальце, поднес к губам Бориса.

Немного выждал, убедился, что зеркальце не запотело, и проговорил веско, с сознанием важности своих слов:

– Государь Борис Федорович скончался.

Загалдели придворные, зашумели.

Умер царь.

Что-то теперь начнется…

Прошел год. Снова наступило лето. Ирина ехала с работы в новенькой бирюзовой «Ауди». Притормозив на перекрестке, она взглянула на висящий рядом огромный рекламный плакат или, говоря более современным языком, билборд. На этом билборде была изображена красивая женщина, явно не первой молодости.

Ирина внимательнее пригляделась к билборду. Он рекламировал новый телевизионный сериал с несколько необычным названием – «Отцвели уж давно…».

Главную роль в этом сериале исполняла актриса Елена Лепесткова.

– Ну что, неплохо, – пробормотала Ирина, – вполне себе прилично ее изобразили. Нужно позвонить ей, сказать, что я видела рекламу… поздравить…

Но сзади уже сигналили, так что Ирина тронула машину с места.

Телефон зазвонил сам через несколько минут.

– Ириша! – говорил в трубку Антон. – Тут курьер приезжал, привез приглашение на премьеру сериала этого… как же…

– «Отцвели уж давно…»? – обрадовалась Ирина. – Хорошо, что ты дома был!