Закрой дверь за совой - Елена Михалкова

Садыков потянулся, покрутил головой, разминая шею. И двинулся к ломбарду.

– Не вздумай рвать сумку! – отчеканил Илюшин.

– Да нет у него никакой сумки, – усмехнулся Сергей.

– Нет?

– Не-а. Пустой идет. И руки на виду.

– А рюкзак? Борсетка? Портфель?

– Авоська? Кошелка? Саквояж? – передразнил Бабкин. – Макар, расслабься. Он отсюда как на ладони. Диадем у него точно при себе нет.

– Славно! – совсем другим тоном сказал Илюшин. – Сбрось мне пока адрес этого ломбарда. Попробую узнать, кто там сидит. Ты его случайно через окна не видишь?

– Нет, они в рекламных щитах. Зайти внутрь? Рожу светить не хочется.

– И не надо. Жди снаружи, потом аккуратно веди его дальше. И Серега!

– Чего? – спросил Бабкин, наблюдая за входом в магазин.

– Ключевое слово – аккуратно.

Дожидаться Тимура Садыкова пришлось около получаса. За это время в ломбард не зашел ни один посетитель. Бабкину очень хотелось выбраться из машины, слишком маленькой для его габаритов, но он опасался, что Садыков выйдет именно в этот момент.

Нетерпеливый Илюшин позвонил снова.

– Что у тебя там?

– Тачка мне жмет, – мрачно сообщил Бабкин.

– Тесная?

– Как водолазный костюм.

– А мне, знаешь, просторно, – мечтательно протянул Илюшин. – Столько места! Есть куда ноги вытянуть.

– Угораздил же черт связаться с мелкой пакостью, – с тоской сказал Сергей.

Макар в ответ укоризненно заметил, что очень некрасиво с его стороны так говорить о своей жене, и нажал отбой, пока Бабкин не начал рычать.

– Ну где ты там? – проворчал Сергей, адресуясь Садыкову.

Он представил, как внутри Тимур договаривается о продаже диадем. «У меня тут две одинаковые штуковины… Не спрашивайте!» Хорошо бы взглянуть на эти диадемы. Интересно, определил бы он, где произведение ювелирного искусства, а где подделка?

За дверью мелькнул силуэт.

– Договорились что ли? – пробормотал Бабкин.

Садыков вышел, беззаботно крутя на пальце ключи от машины.

– Куда теперь, голубь ты наш?

Голубь поехал домой. Сергей проводил его до знакомого двора, убедился, что Садыков вошел в подъезд, и с облегчением выбрался наружу.

«Господи, как будто снял обувь, которая мала на размер!»

Он доковылял до ближайшей скамейки, вытащил сигарету. Подумал «Я не курю» – и закурил. Сидел, с наслаждением выпуская дым, и пытался вспомнить, зачем бросил когда-то. Тренировки и курение плохо сочетаются, это понятно. Может, надо было бросить тренировки?

Он докурил, посидел еще немного, чувствуя себя вараном, греющимся на скалах. Илюшин спрашивал про старость… Когда начинаешь ощущать себя не млекопитающим, а холоднокровным – это оно.

Дверь подъезда, в котором жил Садыков, приоткрылась, выпуская мальчишку на самокате. Сергей добежал прежде, чем она захлопнулась.

Пожилая консьержка воззрилась на него через окно своей комнатушки. Из учительского пучка торчали две длинных шпильки. Она напоминала муравья, который шевелит усиками, присматриваясь к залетевшему в муравейник майскому жуку.

Рука Бабкина нырнула в карман за удостоверением.

Консьержке, как и владельцу голубятни, оказалось достаточно обложки. Бабкин все ждал, прочтет ли кто-нибудь, что он имеет право тормозить поезда, спросит ли, пользовался ли он этой возможностью. Но пока таких не встречалось.

– Опять зеркала скрутили? – спросила женщина, едва открыв дверь. – Я ничего не видела!

– По зеркалам к Вакулину, – веско ответил Бабкин. – Я по другому вопросу. Вы вчера работали?

– Ну я…

– Садыков Тимур в какое время покинул квартиру?

– Да откуда ж я знаю…

Бабкин нахмурился.

– А журнал?

– Какой журнал?

– Вы записываете передвижения жильцов? Гостей, доставщиков, визитеров?

– Нет…

– Плохо! – отрезал он. – Что за безалаберность! С домоуправлением уже провели одну беседу. Теперь, значит, будем проводить вторую.

Он вытащил блокнот и с многозначительным видом поставил в нем галочку.

Консьержка заволновалась.

– Меня никто не предупреждал! я не должна была!

– Ничего не знаю, – отмел возражение Бабкин. – Вы договор подписывали? Там все сказано. Черт знает что, – в пространство пожаловался он. – Пятого консьержа меняют за год, а все на те же грабли.

Бедная женщина вздрогнула и покраснела. Антенны в ее голове отчетливо завибрировали.

– Что ж, если вы ничем не можете мне помочь…

Бабкин с медлительностью башенного крана начал поворачиваться к двери.

– Да подождите вы! – отчаянно вскричали за его спиной.

Бабкин вопросительно шевельнул щекой.

– Зачем мне записи? Я и так все помню! У меня память – знаете? Как янтарь! Ни одна муха не проскочит.

Бабкин соизволил поднять бровь с видом скептика, которому обещают показать бородатую женщину.

– Кто вас интересовал? – заторопилась консьержка, пока зритель готов смотреть на арену. – Садыков? Да вот я вам сразу и скажу про Садыкова. Утром он уехал, с самого раннего утречка, часов в восемь. Вернулся около трех.

– А потом?

– А потом все.

– Что – все?

– Не выходил.

– Как не выходил?

Консьержка ожесточенно помотала головой.

– Супруга его в магазин сходила. А сам – нет.

– Вы, должно быть, рано работать заканчиваете, – усомнился Бабкин.

Женщина обиженно возразила, что работать она заканчивает в одиннадцать вечера.

– Ну допустим, – согласился Сергей. – Но вы же днем отходили. В магазин там. Или с коллегой поболтать.

И снова его гнусные инсинуации были возмущенно отвергнуты. «Я на рабочем месте! Никаких магазинов! Вот тут кушаю, в подсобочке своей!»

И Бабкину действительно были продемонстрированы салат в пластиковой упаковке и порция холодной картошки с грустной рыбой, никогда не видавшей ни моря, ни реки.

При виде рыбы Сергею стало стыдно. «Наехал на тетеньку как танк. А мог бы по-человечески спросить…»

Весь его предыдущий опыт подсказывал, что спроси он по-человечески, тетенька перевоплотилась бы в цербера, истово защищающего право своих жильцов на неприкосновенность частной жизни. В подобных делах кто первый назначил себя начальством, тот и прав.