Всё начинается со лжи - Елена Лабрус

— А если я скажу: сделать больно женщине, что тебя забрала. Очень больно. Ты мне поверишь?

— А-А-А! — сначала я заорал от боли, а потом только понял, что она затушила о мою ногу окурок. — Сука! Ты охренела что ли!

Одним взмахом я вбросил её с кровати. И когда она отлетела, ударившись о тумбочку, и распласталась на полу, только тогда испугался.

Я сейчас всё воспринимал как в замедленной съёмке. Сначала делал, а потом думал.

— Ты жива? — спрыгнув с кровати, я с ужасом подумал, что так и убить могу. Помог ей сесть. Ожог болел нестерпимо. И убедившись, что она просто ударилась, хромая, ушёл в ванну, прихватив телефон.

Господи! Я словно проснулся в каком-то дурном, очень дурном кино. Но пока по ноге, смывая вплавившийся в кожу пепел текла ледяная вода, я пытался дозвониться Эльвире.

— Алло! — ответила она с пятого или шестого гудка.

«Слава богу! — выдохнул я. — Слава богу! Это видео она ещё не видела». И улыбнулся.

— Привет! Это я.

— Привет! Как ты сегодня? — там, в её жизни бубнил телевизор, уверен: мультики. Я даже увидел сидящую перед ним Матрёшку, так явно, что закусил губу.

Господи, последний раз я плакал, наверно, в детстве.

Но сейчас я плакал. Эта психованная сука разрушила всё. Всё!

— Так твоя встреча? — спросила моя снова ускользающая Мечта.

«Чёрт, встреча!» — машинально дёрнулся я. И тут же осёкся: какая на хер встреча. Какое мне дело до всего этого, если в моей жизни не будет их с Матрёшкой.

И надо было ей рассказать, всё, самому, вот прямо сейчас, как есть. Иначе потом будет хуже, сто крат хуже. Меня подвесят за яйца, а если она узнает не от меня, то уже и не поймёт, и не простит. Никогда.

Но как рассказать?

— Алло, Паш? Ты меня слышишь?

— Да, моя родная.

— А чего молчишь? Я спросила: как твоя встреча?

— А сколько сейчас времени?

— Времени? — удивилась она. — У меня час дня, у тебя на два часа меньше, одиннадцать. Ты говорил у тебя встреча с утра. Паш, у тебя всё в порядке?

— Нет, — еле слышно прошептал я.

— У тебя там вода течёт?

— Да, — я машинально кивнул и закрыл кран. — Уже не течёт.

— Подожди, я тоже окно закрою, совсем плохо тебя слышу. Такой шум на улице. Дождь.

— У нас тоже дождь, — выдохнул я.

У неё и правда стало тише. А я думал, всё это у меня в голове.

— Вот теперь рассказывай.

Наверно, она закрыла и дверь, села на кухне, потому что телевизор тоже стих.

— Я проспал встречу, Эль. И я проснулся… не один.

Эта пауза показалась мне вечностью. Пауза, во время которой она, наверно, обдумывала разные варианты.

— С Юлькой? — наконец сказала она, угадав с первой попытки. А вот я бы ни за что не догадался.

Я кивнул, но она услышала даже кивок.

— Почему я не удивлена?

Её тяжёлый вздох. Мне словно воткнули в грудь нож и проворачивали.  

— Я ничего не помню, Эль. Ничего. Только как открыл дверь и увидел её. Всё.

— И где она сейчас?

— Где-то ещё здесь. Наверно, будет выдвигать какие-то условия.

— А я получу красивое видео? Что-то знакомое, — хмыкнула она.

— Говорит, с ней поступили так же.

— Тогда пусть не старается, плевать на её условия, — она снова тяжело вздохнула и замолчала.

— Эль, — прошептал я, слыша, чувствуя, понимая, что она плачет. — Прости.

— К сожалению, не могу… не могу тебе сказать, что мне всё равно. И не знаю, верю ли я тебе. И как верить. Просто дай мне время…

— Конечно. Да. Я понимаю, — кивал я как китайский болванчик в опустевшую трубку.

Не помню, как положил телефон. Не видя куда давлю, включил воду. Не чувствуя, что она ледяная, встал под душ. И не понимая сколько времени прошло, так и стоял.

Пока не заледенел в кость. И не протрезвел.

— Ты куда? — переполошилась Юлька. Приложив ко лбу лёд, завёрнутый в мою футболку, она сидела с телефоном перед меню, явно решив заказать поздний завтрак.

— У меня дела, — стуча зубами от холода, натягивал я одежду. — А точнее самолёт, — сбрасывал на ходу в сумку разбросанные вещи, зарядки, бумаги, носки.

 Я ничего не могу исправить. Но я могу сделать, что хотел. Что должен.

— Я вообще-то не закончила, — Юлия Владимировна перегородила мне дверь.

— Сочувствую, — отодвинул я её самым немилосердным образом.

И нетерпеливо нажимал и нажимал на горящую кнопку лифта, поглядывая на часы, когда, недовольно стуча пятками, словно вколачивая их в пол, она подошла сама. Как была, ни в чём, только в татуировках.

— И что, даже не хочешь выслушать?

— Нет, — уверенно покачал я головой и тут же ощутил саднящую боль от ожога. — Ты сказала достаточно. Я всё понял.

Лифт блякнул, сообщая о прибытии. Двери открылись. Я вошёл.

Но она дождалась, пока двери начнут закрываться, а потом только поставила между ними ногу.

— Хочешь сказать, что и сейчас тебе по хрен? — с вызовом посмотрела она на меня.

— Знаешь, на одну короткую секунду, когда узнал, что это Эльвира вытащила тебя из передряги, я подумал, что ты умеешь быть благодарной. Что хоть раз в жизни способна ответить добром на добро. Зря подумал.

Она шагнула в лифт.  

— Куда ты в таком виде?  

— Расслабься, всего лишь на свой этаж, номеров рядом не было, — хмыкнула она и нажала на кнопку.

В кровавом мареве перед глазами я представил, как голыми руками отрываю ей голову. Слышал, как хрустят шейные позвонки. Видел, как она валяется на полу сломанной куклой, а я перешагиваю через её бездыханное тело и ухожу.

На самом деле она просто вышла, словно и не заметив, как два японца, увидев обнажённую девушку, забыли, что им надо ехать. Дверь начала закрываться.  

— Я умею быть благодарной! — крикнула она. — Умею!

Но я уже ни во что не верил.

— Элечка, куда ты? Ты что делаешь? — бегала вокруг меня мама.

Папа с Матрёшкой в гостиной смотрели мультики.

А я вообще-то бросала в раскрытый на кровати чемодан одежду. Трудно было это не заметить. Но маме явно было всё равно, что говорить. Такая у неё была привычка: спрашивать очевидные вещи, когда она нервничала или сильно переживала.

— Я слышала ты разговаривала с Костей, — бесцельно суетилась она, не зная, то ли меня останавливать, то ли помогать.