Каждый умирает в своем отсеке - Виктор Евгеньевич Рябинин

Абражевич был в состоянии, близком к истерике. Он отпустил водителя и поехал на работу городским транспортом. Нужно было выиграть время, чтобы хорошо подумать и все взвесить. Пять троллейбусных остановок прошагал пешком. По старой студенческой привычке ему хорошо думалось на ходу. Да и светлый, налившийся солнечным соком денек располагал к прогулке.

Паниковать раньше времени не стоит, думал он. Эту зарвавшуюся уголовную сволочь сдам за милую душу. Он даже перекреститься не успеет. Хорошо бы, конечно, заглянуть хоть одним глазком в пропавшие бумаги. Вряд ли там может быть серьезный компромат на него. Он всегда был настороже, но, разумеется, за несколько лет, собирая по крохе, и дурак накопит кучу дерьма. Там – непонятная денежная расписка, в другом месте – соучредительство в канувшем в небытие фонде, несколько пикантных фотографий, ну и прочее такое, что, сваленное вместе, может произвести негативное впечатление на обычного человека. Факты, как известно, сами по себе не имеют никакого значения, важно их истолкование. Заказывает музыку всегда тот, кто за нее платит. Если задаться целью, на основании одних и тех же фактов можно скомпрометировать святого и, напротив, самого отпетого злодея выставить невинным младенцем. Нынешняя политическая жизнь, когда высокие репутации возникают и рушатся наподобие карточных домиков, дает множество подтверждений этой мысли. Да черт с ней, с философией, есть дела поважнее.

Абражевич присел на укромную скамейку в скверике, недалеко от метро, закурил и прикрыл глаза, подставив лицо теплым солнечным лучам. Предстояло прийти к какому-то решению и определиться. Депутатство даст ему неприкосновенность и большой резерв во времени, но резко ограничит возможности в бизнесе. В сущности, момент для такого маневра самый благоприятный, и, возможно, сегодняшние неприятности надо расценивать как знак Божественного провидения.

На скамеечку к Абражевичу подсела девочка лет пятнадцати и попросила закурить. Одета она была вызывающе, а глаза были подведены почти до висков, как у заморской куклы. Подрабатывала, видно, прямо с утра, вместо школьных занятий. «Все-таки падение нравов ужасное, не то, что при коммунистах, – с огорчением подумал Абражевич. – Американцы хитро запустили на постсоветское пространство свою массовую культуру, и на молодежь она подействовала сильнее, чем радиоприемник на дикарей Полинезии. У нас еще терпимо, а вот у соседей, судя по всему, полный завал».

– Что вокруг происходит? Не поймешь! – задумавшись, вслух произнес Абражевич.

– Вы о чем это, дяденька? – заинтересовалась девочка, томно закатывая глаза.

– Про то самое… И давно ты куришь?

– Сейчас все курят.

– И какая у тебя такса?

Девочка ничуть не смутилась, напротив, заинтересованно придвинулась к нему поближе. В глазенках появился озорной огонек.

– Если хотите, то договоримся, недорого…

– Выпороть бы тебя ремнем, – Абражевич был откровенно возмущен, но девочка отнеслась к его словам, как профессиональная путана.

– Нет, – с тонким пониманием вопроса ответила она. – Так я не хочу. Но у меня есть подружка, которая обязательно согласится. Хотите, позвоню?

Абражевич молча встал и, не оглядываясь, пошел к метро. Девочка прокричала вслед что-то оскорбительное, очевидно насчет его потенциальных возможностей и жадности, но слов он не разобрал. На работу пришел почти вовремя и до обеда успел переделать массу дел. Но чем бы он в этот день ни занимался, в голове постоянно зудело: пора принимать защитные меры, а то пропадешь. В конце дня не удержался и набрал номер старого приятеля, работавшего в прокуратуре:

– Коля, это я, узнаешь?

Тот узнал, но радости не высказал.

– Чего тебе надобно, старче?

Абражевичу стало обидно. Когда-то они вместе комсомолили и считались почти друзьями. Неужели верный кореш перескочил в другой окоп?

– Ты чего вечером делаешь, Коля?

– Особо ничего.

– Давай вместе поужинаем?

– Опять припекает?

– Не сильно, но дымком тянет…

Договорились, что часам к семи Абражевич заедет в прокуратуру.

Избитый в кровь, оглушенный профессиональными и точными ударами в голову, Андрей был подвешен за руки к большому чугунному крюку, торчащему из бетонной стены гаража в полуподвале коттеджа…

…Как только такси, которое он поймал, выйдя из гостеприимной квартиры Ивана Петровича и маленького Лешки, свернуло с шоссе и, миновав небольшой перелесок, покатило меж картинно красивых загородных особнячков, в хвосте нарисовался знакомый джип. Откуда он взялся, можно было только догадываться. Наверное, решил Андрей, караулили у поворота и сразу же поехали за ним. У ворот без труда найденного по описанию Наташи коттеджа из джипа выскочило трое мордоворотов. Они подхватили Андрея под руки и потащили к массивной калитке. Сопротивляться было бесполезно, и Андрей успел подумать, что его рыцарское отношение к женщине, как и ожидалось, сыграло с ним злую шутку.

В подвале, ни о чем не спрашивая, его принялись избивать уже другие быки, у которых на лицах были маски. Сперва он пытался уклоняться и даже наносил удары в ответ, но, как говорится, «против лома нет приема». Его сбили с ног у стены и, расположившись полукругом, наносили удары носками ботинок, кроссовок и даже сапог…

– Ну, что, служивый, поговорим, – добродушный голос показался пленнику знакомым.

Андрей ворохнулся, и оказалось, что онемевшие от впившейся веревки руки у него все-таки имеются. С трудом открыв глаза под заплывшими от гематом валиками век, он разглядел Семена Петровича Барсукова, который ласково глядел на Андрея и по привычке поправлял свои традиционные нарукавники.

– И вы здесь, Семен Петрович, – проговорил Андрей, удивляясь глухости своего голоса. – Если милиция заодно с бандитами, значит, интересы у вас общие. Чего ж тянете. Прикончили бы, да и дело с концом…

– Это я не в курсе, как с тобой обойдутся, милок, – пояснил Барсуков. – Мне велено дознаться, куда ты документы спрятал.

Рядом с Семеном Петровичем стояли двое подручных – мускулистые, обнаженные до пояса – и почему-то в масках. Тот, что справа, был спокоен, а левый не мог устоять на месте и по всему было видно, что норовит лишний раз засветить Андрею в живот.

– С вами, с шестерками, говорить не буду. Позови Павла, хочу ему в глаза посмотреть. Мы с ним сами разберемся…

– А может быть, тебе нужен не Павел Николаевич, а священник, – улыбнулся Барсуков. За свою длинную и бесперспективную службу он выучил множество шуток, которыми любил обмениваться с задержанными и подследственными. Насчет узника зловещего подвала у него четкое указание: не уродовать, не доводить до крайней точки, а просто часика два попинать, подвесить на крюк и попытаться выпытать, где спрятаны документы. Такое задание по сердечной склонности подходило ему более всего. Он предпочитал тонкую ювелирную обработку жертвы силовому нажиму и мордобою, потому как ломать руки и ноги считал признаком бессилия. Не нравилась Барсукову и еще одна деталь. Сегодня в коттедже создалась недопустимо нервная обстановка и понаехало много лишних людей из города: три помощника Павла Николаевича, люди Визгунова, вечно сующие свои крысьи носы везде, где только надо и не надо. Непонятно для чего привезли даже какую-то смазливую сучонку Наташку с наказом чуть ли не пылинки с нее сдувать. Пришлось отвести ее в гостевую спальню и выставить охрану, чтобы кто из ребят случаем не позарился. А вот час назад позвонили и сообщили: сам Павел Николаевич вот-вот заявится, конечно, с целой кодлой, и еще непременно с ним приедет чокнутый особист, а они терпеть друг друга не могут. Причина взаимной неприязни Барсукова и Визгунова лежала на поверхности. Дело даже не в том, сотрудники МВД и КГБ издавна недолюбливали друг друга. Барсуков считал, что дело было в личных амбициях принципиального свойства. В спецслужбах существовало разделение на «белую» и «черную» косточки, между которыми вражда велась на уровне подсознания, и Костя Визгунов, надувая щеки, всегда изображал из себя этакого всемогущего профессионала, который видит всех насквозь, но даже пальчик не замарает, чтобы довести интересуемый объект до кондиции. Таким чистюлям Барсуков знал истинную цену. Изворотливые, подлые твари, не имеющие за душой ничего, кроме непомерной гордыни. Если такому доверишься, то он не только подведет под монастырь, но и обязательно постарается сверху навалить кучу дерьма, просто так, из куража и для пущего запаха. А вот парень, который висит на крюке, ему понравился еще в отделении милиции, когда ему дали указание проверить того на «вшивость». Нормальный мужик, своих никогда не сдаст. Тут надобно применять психотропные средства, иначе ничего не узнаешь.