В огне Восточного фронта. Воспоминания добровольца войск СС - Хендрик Фертен

Современному читателю, возможно, будет непонятно, почему у нас не вызвали отвращение нравы нацистских «золотых фазанов». Но даже само это словосочетание, так часто использующееся после войны, было непонятно нам в то время. Впрочем, это отвращение не пришло к нам и в последующие годы. Кто знает, может быть, потому, что мы были слишком флегматичными?

Продолжая рассказ, замечу, что я не уверен, присутствовал ли на том застолье сам гауляйтер Ханке. Пожалуй, если бы он был там, это вряд ли бы осталось не замеченными нами, поскольку он не мог не выступить и не произнести какой-нибудь бравурный лозунг. Во время осады города жители Бреслау недолюбливали Ханке именно за пристрастие к подобным вещам и крайнюю, порою даже переходящую разумные границы нетерпимость к тому, что он определял как пораженческие настроения.

Примерно в те же дни мне довелось повстречаться с еще одним должностным лицом высокого ранга. Но воспоминания об этой встрече у меня совершенно иные. Раздражительность этого человека и его полная безответственность при обращении с оружием привели к трагедии.

В связи с очередными перемещениями линии фронта нам предстояло расквартироваться в районе Зимпель. Офицер, который был комендантом этого района, сопроводил нас до гаражей с гофрированными стальными дверями. Они были проржавевшими и не открывались. Тогда офицер начал бить по ним прикладом своего пистолета-пулемета, в котором был полный магазин патронов и который он даже не поставил на предохранитель. В результате, как и следовало ожидать, раздалась очередь. Она пришлась точно в живот нашему старшему сержанту, и он за считаные секунды скончался на месте. Мы набросились на офицера и отобрали у него оружие. Мы орали на него и проклинали. Этого не должно было случиться. По крайней мере, не должно было случиться с нашим старшим сержантом. Это был человек, которого любили все его бойцы. Он был для них, как отец, и всегда добросовестно исполнял свои обязанности. Но, что самое главное, он прошел всю Русскую кампанию без единой царапины. Его смерть стала очень горькой утратой для нас. Действительно, очень горькой.

Положение в Бреслау с каждым днем становилось все тяжелее. Мы понимали, что захват русскими аэродрома Гандау был лишь вопросом времени. Понимал это и Гитлер. Он лично следил за ситуацией в Бреслау и нередко лично отдавал распоряжения относительно оборонных мер. Так, Гитлером было приказано начать сооружение в центре города второй взлетно-посадочной полосы. Согласно намеченному плану, для этого требовалось снести все здания в районе Шнайцнигерского парка, находящиеся между Кайзеровским и Фюрстенским мостами. Трамвайные рельсы, провода телефонных линий, столбы — все это также нужно было убрать из данного района, как, впрочем, и горы обломков от снесенных домов. Та же судьба ждала огромные храмы Лютера и Канизия. И все это было необходимо сделать вручную. Часть обломков можно было приспособить для создания баррикад, а остальные следовало просто убрать из данного района. Для этих работ были мобилизованы тысячи женщин и подростков. Они усиленно трудились и днем, и ночью, чтобы новая взлетно-посадочная полоса была сооружена.

А что же русские? Они очень быстро узнали о том, что происходит в центре Бреслау на Кайзерштрассе. После этого район работ начал подвергаться постоянным авианалетам. Русские самолеты вели огонь из пулеметов и сбрасывали осколочные бомбы на трудившееся здесь гражданское население. Это приводило к огромному количеству жертв, число которых неумолимо вырастало с каждым днем на протяжении всего марта. Согласно подсчетам отца Эрнста Хорнига, на работах по сооружению новой взлетно-посадочной полосы погибло 10000 жителей Бреслау.

Продвижение русских к Гандау и постоянные бомбардировки в течение марта заставляла нас осознать, что остались считаные дни до того, как они захватят аэродром. Тем не менее, это случилось только в начале апреля. А до этих пор верные «юнкерсы» доставляли в Бреслау все, что было необходимо для обороны города.

4 апреля поставки в крепость в конце концов оборвались. В этот день русские устроили мощнейшую бомбардировку с воздуха и вели плотный артиллерийский огонь с земли. Все это продолжалось до тех пор, пока советские танки не въехали на территорию аэродрома и не заняли там позиции. Гандау был окончательно потерян для нас. Тем не менее мы сделали все, что было в человеческих силах, чтобы сохранять его как можно дольше.

Весь предшествующий период организация обороны аэродрома была одной из важнейших и наиболее трудных задач, стоявших перед комендантом крепости. 24 марта 1945 года он записал в своем дневнике: «Осуществление поставок в Бреслау стало чрезвычайно сложным из-за усиления зенитного огня и увеличения количества прожекторов. 15 марта из 55 машин, пытавшихся приземлиться, лишь половина сумела сделать это. Несмотря на это, 150 раненых было вывезено из города по воздуху. Многим „юнкерсам“ удавалось забирать по 20 раненых за перелет. Благодаря применению „ферзоргунгсбомбен“ („бомб снабжения“), в течение трех дней 150 самолетам также удавалось, не приземляясь, сбрасывать войскам боеприпасы, стрелковое оружие и почту».

Надо сказать, что, несмотря на название, «ферзоргунгсбомбен» не являлись бомбами, а представляли собой коробки с грузом, прикрепленные к парашютам. Эффективность подобных «бомб» в действительности оказалась крайне далека от желаемой. Многие из них упали в глубь позиций врага, в болото и на крыши домов. Доставать такие ящики с крыш, рискуя упасть и свернуть себе шею, было не самым лучшим занятием. Хотя мы в ряде случаев проделывали и это, забирая с собой также и парашюты. Мягкий красный шелк, из которого они были сделаны, использовался нашими ребятами на шарфы. Этими яркими шарфами мы обматывали свои шеи поверх рубашек.

Тем не менее, когда мы начали открывать ящики один за другим, нас охватила злость, разочарование и опустошение. Этих ящиков было всего пятьдесят, и в каждом было по два панцерфауста. Сначала мы обнаружили, что в них нет детонаторов. А потом заметили, что в них также нет и взрывного вещества.

Мы не понимали, как могло так получиться. Наше недоумение постепенно сменялось яростью. Невозможно было поверить, чтобы такое произошло просто из-за человеческой ошибки. Было ли это сделано кем-то преднамеренно? Было ли это актом саботажа? Пилоты, рискуя жизнями, делали все возможное, чтобы доставить к нам этот груз. Многие из них погибли, выполняя это задание. А сброшенные ими панцерфаусты оказались непригодными для использования.

Мы были крайне подавлены происшедшим. Но тем не менее вскоре нам удалось найти решение проблемы. В конце концов, для чего еще у нас под рукой были инженеры «ФАМО»? Из 8000 рабочих завода на тот момент в Бреслау оставалось лишь 680. Среди них были рабочие, технологи и инженеры. Они занялись решением нашей проблемы. Работая и днем, и ночью, им удалось привести наши панцерфаусты в рабочее состояние.

Стоит отметить, что каждый из них постоянно делал все возможное, чтобы обеспечить нас всем необходимым. Порою рабочие «ФАМО» просто творили чудеса! К примеру, у нас было более чем достаточно новых пулеметов, но они были без затворов. Однако ребята из «ФАМО» сумели решить и эту проблему, несмотря на то, что им приходилось работать на полуразрушенном заводе под непрекращающимися бомбежками и артиллерийским огнем. Помимо стрелкового оружия, они чинили для нас даже танки. Но, пожалуй, их главным достижением стало создание бронепоезда, который они сделали всего за четырнадцать дней и ночей упорной работы.