Волчий камень - Александр Руж
Шрифт:
Интервал:
– Мм… – промычал Максимов и закачался на стуле.
– Тебе дурно? – встревожилась Анита.
– Мм… Идем отсюда! Сейчас же!
От королевской трапезы они отходили в ажурной беседке (вольтеровской?), расположенной в глубине одной из аллей, в окружении позолоченных скульптур. Вернее, отходил Максимов, а Анита, ограничившаяся за обедом легким салатом из свежей зелени, сидела рядом и сокрушенно разглядывала его вздувшийся под сюртуком живот.
– Если у тебя будет несварение желудка, так тебе и надо! Нечего жадничать.
– Ты бессердечна, – простонал Максимов.
– Я не желаю быть женой разъевшегося толстяка. Слышишь?
– Угу… Обещаю: с сегодняшнего дня перехожу опять на спаржу и картофельные котлеты.
– Все должно быть в меру, – назидательно произнесла Анита. – Ты ведь уже не дитя, Алекс, пора понимать. Вдобавок ты вел себя беспардонно: уничтожил львиную долю продовольственных запасов прусского государства. Нельзя так поступать с союзниками!
Максимов виновато уронил подбородок на грудь.
– Продовольственных запасов у нас достаточно, – сказал, войдя в беседку, Ранке. – Прусское государство не разорится оттого, что его величество позволил себе с присущей ему щедростью попотчевать своих гостей.
– Я рад, – выдохнул Максимов.
– Тем более что вы герой. – Ранке дружески похлопал его по плечу. – Герои должны есть плотно.
– Я старался…
– Понравился ли вам прием?
– Очень, – ответила Анита. – Гостеприимство его величества произвело на нас глубокое впечатление.
В беседку заглянул кто-то из дворцовых слуг – передал Ранке записку. Полицейский быстро прочел ее, сунул в карман.
– Завтра утром мы уезжаем, – сказала ему Анита.
– В Париж?
– Да. Может быть, по пути заедем ненадолго в Кельн. Я хотела взглянуть на Кельнский собор.
– Вы поедете в экипаже?
– Этот способ передвижения нравится мне куда больше, чем новомодные паровые локомотивы, которые так обожает Алекс. Конная упряжка надежнее. Если только к завтрашнему утру Алекс не растолстеет настолько, что не сможет влезть в экипаж.
– Счастливой дороги, господа, – проговорил Ранке. – Кельнский собор очень красив. Советую вам воспользоваться возможностью и посетить его.
– А вы? Вернетесь к своей службе?
– Надо завершить еще кое-какие дела, подготовить документы и передать их тому, кто придет мне на смену. Скажу вам по секрету: я дорабатываю в полиции последние дни.
– Вы что, подали в отставку?
– Рапорт я подам завтра. Чего еще ждать? Возраст, знаете ли, уже не тот, здоровье шалит, да и неохота мне дожидаться, пока меня выкинут, как никуда не годного работника. Вы рассудили верно: нынешнее дело – лучшая точка в моей карьере. Вот я и ухожу.
– Чем же вы намерены заниматься дальше? – спросил Максимов, устроившись на скамье поудобнее и постепенно возвращаясь в нормальное состояние. – Станете выращивать огурцы в деревне и разво-дить коз?
– Не знаю, не знаю… – Блаженно-затуманенный взор Ранке блуждал по красотам Сан-Суси. – Что-нибудь придумаю. Времени у меня достаточно.
Утром Анита, Максимов и Вероника покинули «Бранденбург» и погрузились вместе со своим багажом в экипаж, который должен был доставить их во Францию. Путь по Германии лежал через Магдебург, Геттинген и Кельн.
– Что-то тихо сегодня в городе, – сказал Максимов извозчику-немцу, часто совершавшему дальние рейсы и хорошо говорившему по-французски. – И людей не видно.
– Все спят, мсье.
– Так долго?
– Вчера гуляли весь день и всю ночь, мсье. Король даровал народу конституцию. Такое событие…
– Вы хотя бы читали ее?
– Я не читал, мсье. Но я слышал, что теперь, с конституцией, настанет совсем другая жизнь.
– Какая же?
– Почем я знаю, мсье? Я слыхал, она будет намного лучше той, что была раньше… Отправляемся, мсье?
Лошади потрусили по мостовым, направляясь к выезду из столицы. Максимов (несварения, к счастью, не случилось, но после вчерашнего обеда он чувствовал себя не очень хорошо и вот уже сутки напрочь отказывался от еды) глядел в оконце, без сожаления провожая берлинские пейзажи. Как всякого не совсем здорового человека, его тянуло на безрадостные рассуждения о смысле всего сущего на земле.
– Тебе не кажется, – промолвил он, обращаясь к супруге, а в ее лице и ко всему человечеству, – что конституция – это такая соска-пустышка, которой можно заткнуть рот целому народу, словно капризному ребенку? Если верно то, что я вчера прочел в рабочей листовке… кстати, она валялась в двух шагах от входа в королевскую резиденцию и была весьма грамотно составлена на трех языках… так вот, если все, что в ней говорится, хотя бы на треть соответствует истине, прусская конституция значительно укрепляет власть короля. У него есть право абсолютного вето, он может бесконтрольно управлять армией – словом, делать все, что он делал и прежде. Сохраняются старые уголовные законы, система налогов, военный устав… Что же получили свободолюбивые пруссаки? И для чего было затевать смуту? А?
Он задавал свои риторические вопросы в пустоту. Анита, засунув руки, которые отчего-то отчаянно мерзли, в мохнатую муфту, с силой сжимала пальцы, ерзала по сиденью и, вообще, всячески проявляла признаки беспокойства, не замечаемые Максимовым только потому, что он был полностью погружен в горькие политические размышления. Когда экипаж выехал за пределы Берлина, Анита вдруг встрепенулась, взмахнула руками, отчего муфта свалилась под ноги, и крикнула вознице:
– Стой! Остановись, слышишь!
Максимов, дорассуждавшийся уже до общехристианских моральных принципов, поперхнулся цитатой из Екклезиаста и вытаращил на жену удивленные глаза.
– Поворачиваем назад! – приказала Анита.
– Зачем?
– Я сказала: поворачиваем!
Никто ничего не понял – ни Максимов, ни Вероника, ни тем более кучер. Последний, впрочем, и не собирался утруждать себя догадками относительно прихотей своенравных пассажиров. Сказано поворачивать, значит, так надо. Он развернул свою упряжку, и она покатила обратно в Берлин.
– Нелли, – начал Максимов озадаченно, – что на тебя нашло? Я требую…
– Помолчи! – оборвала его Анита.
Так она разговаривала с мужем крайне редко. Очевидно, помыслы, одолевавшие ее в этот момент, были очень важными, и она не желала, чтобы ее отвлекали.
– В гостиницу? – спросил кучер, когда экипаж вновь пересек городскую черту.
– Нет, – отрезала Анита. – В полицию.
И назвала адрес участка, где служил Ранке.
Был день, берлинское общество потихоньку просыпалось и выходило из домов на улицы. Тексты вчерашних королевских указов висели на дверях, на стенах, на афишных тумбах, с которых еще не успели снять объявления о гастролях мистера Хаффмана. Экипаж подъехал к полицейскому участку, и Анита дернула мужа за руку.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!