Убийца сидит напротив. Как в ФБР разоблачают серийных убийц и маньяков - Марк Олшейкер

После своего ареста и признания виновным в серии убийств Тед Банди получал огромное наслаждение от по­пыток научных деятелей разобраться в мрачных глубинах его криминального мышления. Вероятно, Банди в боль­шей степени, чем кто-либо еще, соответствовал классическому представлению о серийном убийце: он был красив, умен, обаятелен, речист и находчив. А еще в 1970-х годах он зверски убил по меньшей мере три десятка женщин в разных концах страны. Покойная писательница Энн Рул, некогда служившая в полиции, работала с ним бок о бок на телефоне доверия кризисного центра Сиэтла и ни разу не заподозрила его в каких-то темных делах. Напротив, она была уверена, что он действительно помогает людям и спасает их жизни.

Билл Хэгмайр из моего отдела разговаривал с Банди в его последнем обиталище - камере смертников тюрьмы штата Флорида. Факт приезда к нему сотрудника ФБР, скорее всего, очень польстил самолюбию Теда. Несмотря на все природные таланты и достоинства, у Банди было трудное детство, и, как свойственно большинству разобла­ченных серийных маньяков, он сразу же переложил вину за свои преступления на внешние факторы: в данном слу­чае, на жестокое порно. Возможно, порнография и снабжала его идеями и разжигала похоть, но она не превратила бы его в убийцу при отсутствии уже существовавших зверских инстинктов.

При ознакомлении с материалами беседы Хэгмайра меня поразили две вещи. Во-первых, жестокое сексуаль­ное насилие над красивыми молодыми женщинами с последующим убийством не было для Банди самым главным. Наибольшее удовлетворение он, по его собственным словам, получал от процесса охоты на жертв и ощущения вла­сти над жизнью и смертью другого человека. Тед рассказал, что некоторое время сохранял жизнь похищенным им на пляже Дженис Отт и Дениз Насланд, после чего заставил одну девушку смотреть, как он убивает другую. И это доставило ему максимум садистского удовольствия. Он сказал Хэгмайру, что убил так много красивых молодых женщин только потому, что ему этого хотелось. По его словам, полная власть над жертвами доставляла ему насла­ждение на грани мистического опыта. В этом Банди был похож на орудовавшего примерно тогда же Денниса Рейде­ра.

Второй удивившей меня подробностью беседы с Тедом была его непоколебимая уверенность в своей способ­ности выбраться из любого затруднительного положения. В чисто физическом плане у него действительно получа­лось сбегать и с места преступления, и из мест заключения. Он сбежал из окружной тюрьмы Питкин в штате Коло­радо, куда был доставлен из Юты на суд по обвинению в убийстве. Через восемь дней его поймали, но шесть ме­сяцев спустя, незадолго до начала суда, он сбежал вновь. В районе Таллахасси во Флориде его остановили на шос­се, но стоило патрульному полицейскому направиться к своей машине для проверки номерного знака, как Банди был таков. Но его стратегии спасения этим не исчерпывались. После своего окончательного ареста он решил, что, предложив «помощь следствию» по нераскрытым делам без фактического признания себя виновным, сможет вы­торговать себе менее суровый приговор. Убийца полагал, что беседы с желающими опросить его учеными сделают его слишком «ценным экземпляром» и он заслужит особое отношение к себе, а не смертный приговор. Когда дело дошло наконец до суда, Банди самонадеянно потребовал разрешения защищать себя самому, а авторитетного го­сударственного защитника Майкла Минерву рассматривать только как своего «помощника».

Оказавшись в конечном итоге в камере смертников, Тед предпринимал отчаянные усилия по предотвращению приведения приговора в исполнение. Он умолял ходатайствовать перед властями о сохранении ему жизни и Билла Хэгмайра, и следователя Роберта Кеппеля. Но собственной хваленой изворотливости 42-летнему Банди уже не хва­тило. 24 января 1989 года его казнили на электрическом ст/ле. Из доброты и сострадания, в которых сам убийца отказал столь многим, Билл находился с ним до последних дней.

Аналогичную спесь демонстрировал и Харви, относившийся, правда, к совершенно иной категории серийных убийц. Он явно преисполнился чувством собственной значимости, ведь его попросили дать интервью не абы кому.

Я спросил его, как он отнесся бы к кончине своей матери.

- Она не сильно старше меня, так что еще неизвестно, кто из нас уйдет раньше.

- Но послушайте, ведь это было бы действительно трагично.

- Конечно, да и вообще потерять любого родителя или родственника - трагедия.

Ну а как он воспринял смерть отца?

- Я был молод.

А если говорить о семье в целом?

- Это у вас на воле семьи. А моя семья здесь, в тюрьме.

Угрызений совести по поводу своих убийств он тоже не выказал:

- Вплоть до самого ареста я не считал это убийствами. Я всегда считал, что делаю это из милосердия. Сей- час-то вон есть и хосписы, и эвтаназия.

- Но это дело добровольное, - заметил я.

С этим Харви был согласен, но стал упирать на то, что большинство его жертв были просто не в состоянии сделать добровольный выбор и не имели близких родственников, которые могли бы сделать его за них. При этом весьма примечательно, что он не употреблял по отношению к содеянному им терминов «эвтаназия» или «ассисти­рованное самоубийство». Вместо этого заметил, что «был судьей, присяжными и палачом в одном лице». Слово «палач» обычно не приходит на ум, когда речь идет об умерщвлении из милосердия.

- Но ведь не все ваши убийства были совершены из милосердия, - сказал я.

- Нет, не все.

- И ведь методы были опять-таки различными. Вот вы наволочку упоминали, а какие еще были методы?

Я был хорошо осведомлен о всех его методах и просто хотел посмотреть, разграничит ли преступник убитых им «из милосердия» и убитых по личным причинам.

- Я пользовался морфием, потому что в 1970-х в Кентукки его не так контролировали, особенно в небольших больницах. Он там просто в холодильниках лежал. Я пользовался цианидом. Пользовался мышьяком. Чистящий гель использовал. А, и еще пластиковые мешки.

- Экспериментировали, или брали просто то, что под руками было?

- Мне нужен был самый быстрый способ. И пару раз я отключал дыхательные аппараты. Чистящим гелем пользовался, потому что он закупоривает мокроту и наступает смерть от пневмонии. Цианид использовал внутри­венно. Если делать инъекцию, то на черных это будет незаметно, а вот на белых заметно. Так что если вливать, то не уколом, а через капельницу. А, нет, я же им через питательные трубки вводил, на этом и попался. Торопился я.

Для него все это было делом техники, и говорил он совершенно спокойно.

Я решил вернуться к его пониманию себя как вершителя правосудия:

- А что насчет этого Натаниэла Уотсона?

- Это был насильник.

- Вы думаете, что он был насильником.

- Нет, он действительно был. Его в окружную тюрьму посадили.

Я был в курсе дела.

- На самом деле так и осталось невыясненным, действительно ли...