Шахта - Михаил Балбачан

Выключив свет и свернувшись калачиком под жидким одеялом, Андрей разобрал разговор по косточкам. По существу, начальник был прав, это следовало признать, но правота его была аморальна и, значит, неприемлема. Зайдя довольно далеко в философических построениях, он испугался и уснул.

Как-то раз Шевцов допоздна задержался на службе. Счетчики шли туго, но в тот день как раз что-то затеплилось. Переходя попеременно от кульмана к дивану, он потерял счет времени. Часикам к десяти вечера, когда голова окончательно опустела и сделалась гулкой как котел, он счистил ластиком все лишнее и удовлетворенно оглядел результат. Можно было с чистой совестью идти спать. С другой стороны, можно было зайти к Зощенко – похвастаться, попить там чаю, а потом уже идти спать. Вдруг дверь со скрипом распахнулась. На фоне темного проема возник женский силуэт.

– Здравствуйте, Андрей Сергеич!

– Здравствуйте… э… добрый вечер! – Андрей несколько оторопел, это была секретарша управляющего трестом. – Э-э… а позвольте узнать, что вы тут делаете в столь поздний час?

– Во-первых, меня зовут Ларисой Васильевной, если запамятовали.

– Очень приятно, Лариса Васильевна, а что – во-вторых?

– А во-вторых, бросьте сейчас же вредничать, молодой человек, это вам не к лицу. Просто заглянула на огонек. Я тут у вас по женсоветовским делам. Войти-то можно?

Андрей устыдился и сделал приглашающий жест.

– Извините, давненько не имел дела с прекрасными дамами.

– На первый раз прощается, – она развалилась на диване, непринужденно закинув ногу на ногу, ленивым движением извлекла из сумочки папиросу и вопросительно глянула на него.

– Я вообще-то не курю, – пропищал Андрей.

Он был шокирован бесцеремонностью гостьи, но, с другой стороны, она была так интересна, просто оглушительно привлекательна, и оказалась вдруг так близко, в его тесном унылом кабинетике. С этой самой другой стороны у него засосало под ложечкой и показалось, что начинается наконец что-то необыкновенное, как в романе. Увидев, что он по уши погрузился в себя, Лариса хмыкнула, сама достала спички и закурила.

– Чего замолчали, – после нескольких затяжек спросила она, – сами-то что тут делаете в такое время? Сейчас что, ваша смена?

– Да нет, собственно. Вообще-то я работал. Вот, знаете ли, приборчик один изобретаю. У нас все руководство работает не по каким-то определенным часам, а, так сказать, по производственной необходимости. Бывает даже, сутки напролет. Я считаю, это неправильно, я говорил Слепко, а он…

– Да? Ну-ну... – она выпустила струйку дыма прямо ему в лицо. – Что это у вас так убого? Пыль везде, вы бы хоть занавеску на окно повесили.

Андрей смотрел совершенно телячьими глазами. Таким манером они пробеседовали еще минут десять.

– Домой вы сегодня собираетесь, изобретатель?

– Я, собственно, как раз…

– Ну так идемте тогда, по дороге поболтаем еще. Вы где живете?

– Тут недалеко, в общем, в общежитии.

– Да? А я – в городе. Ну пошли?

Ночь была ненастной. Она взяла его под руку и зябко прижалась к плечу. Пальтишко на ней было легонькое. Андрею же сделалось вдруг до того жарко, что он расстегнул на куртке все пуговицы, снял шарф и размахивал им на ходу. Когда они дошли до общежития, она жалобно попросила:

– Вы меня не проводите, а то страшно одной идти. И давайте сюда шарф, он вам, кажется, совершенно не нужен, а я сейчас в сосульку превращусь!

Разумеется, он ее проводил. Она жила на ближней окраине города, в маленьком покосившемся домике.

– Спасибо за компанию. В гости не зову, поздно уже, боюсь, соседи увидят.

И, встав на цыпочки, чмокнула его в щеку. Андрей опомнился только в своей комнате. До самого утра, не сняв даже куртки и шапки, он сидел на кровати и думал о ней, вообще обо всем. Лариса уже не казалась ему вульгарной, напротив, он видел в ней настоящий шарм, какое-то даже блоковское очарование.

Прошло четыре дня. Шевцов сидел в своем тщательно прибранном кабинете со свежей, белой в цветочек занавесочкой на окне и доходчиво объяснял по телефону начальнику Южного участка, что нечего валить с больной головы на здоровую, если ты не в состоянии освоить ничего сложнее деревянной ложки. Кончив лаяться, он в раздражении бросил трубку на рычаги. Телефон немедленно зазвонил снова.

– Слушаю! Ну говорите, чего там у вас еще?

– А что за мрачность такая? – прозвучал веселый Ларисин голос.

– Да я… я собственно… – рассыпался Андрей.

– Вы, собственно, уже в медведя превратились на этой вашей шахте. Ну ничего, я над вами шефство возьму! Не забыли, что обещали в гости заходить и танцевать научиться?

– Обещал?

– Обещал, обещал! Кстати, насчет танцев. Сегодня именины у моей хорошей подруги. Очень, между прочим, интеллигентная девушка. У нее есть прекрасные пластинки. Так вот – мы с вами приглашены! И чтобы без отговорок!

Андрей и не пытался отговариваться, только робко поинтересовался, когда и куда являться. Получив указание быть в полвосьмого на углу Коминтерновской и Цепной и купить «что-нибудь вроде кагорчика», он еще некоторое время послушал короткие гудки. Голова у него закружилась. Захотелось плясать. Плясать, впрочем, Андрей не умел и просто немного попрыгал по кабинету. На шум в дверь заглянула Левицкая и, ехидно приподняв выщипанную бровь, уставилась своими рыбьими глазками.

– Знаете, товарищ Левицкая, вам очень идут эти бусики, – искренне сообщил ей Шевцов, – и вообще, я не понимаю, почему мы с вами на какой-то официальной ноге. Вы – очень грамотный инженер, то есть я хотел сказать, инженер…ка. Давайте лучше перейдем на ты!

Она громко фыркнула и исчезла. «Пожалуй, в этих жиденьких волосенках и резких манерах есть определенный стиль, что-то такое даже аристократическое…» – в тот момент он любил всех на свете. Что до Левицкой, тут он попал в точку. Она была урожденной графиней, наследницей огромных поместий в Орловской и Пензенской губерниях, и ни на минуту об этом не забывала. Впоследствии, после войны уже, она объявилась не то в Дании, не то в Швеции, где получила тоже немаленькое наследство, после чего целиком посвятила себя коллекционированию саксонского фарфора.

В назначенный час, с «кагорчиком» и букетиком в руках, Андрей торчал как перст на указанном месте. Лариса почти не опоздала. От нее чудно пахло дорогими духами. Властно взяв кавалера под руку, она повлекла его вдоль аллеи местного бульвара, поминутно здороваясь со знакомыми и без умолку щебеча что-то, в смысл чего ему вникнуть никак не удавалось. Андрей очень стеснялся. Ему казалось, что костюм висит мешком, а галстук повязан криво. Самое ужасное: он умудрился посеять где-то носовой платок и мучительно думал, что теперь делать.

Они пришли последними. Компания, собравшаяся в небольшой, тесно заставленной мебелью комнате, разразилась шумными приветствиями. Андрей был представлен имениннице – Белле, брюнетке с огромными карими глазами, узким, с горбинкой носом, нежным, желтоватым лицом и неправдоподобно яркими, ясно очерченными губами. Глаза ее поминутно менялись: то – грели чудным теплым светом, то – обжигали морозным холодом, а порой вспыхивали жестоким пламенем, способным, кажется, поджечь скатерть и салфетки. Говорила Белла мало, но, очевидно, была очень умна. Андрей был потрясен. Сели за стол. Его посадили напротив хозяйки. Он не знал, куда деть руки, не мог проглотить ни кусочка, не смел даже оторвать взгляд от своей тарелки. Лишь только после второй рюмки немного расслабился. Лариса легонько приобняла его за плечи, и в голове зашумело. Гости, державшиеся вначале так же скованно, постепенно разошлись, разговорились и, кажется, почти забыли про виновницу торжества. Такое невнимание, похоже, вполне ее устраивало, она молча, мягко улыбаясь, прислушивалась то к тем, то к другим. Когда бутылки наполовину опустели, некто Игорек, белобрысый молодой человек, разразился неимоверно длинным и запутанным «кавказским» тостом. Затем, безо всякого перехода, начал декламировать нестерпимо бездарные вирши, явно собственного сочинения. Андрей стоически терпел. Присутствовали еще две девушки – сестры Зоя и Лида. Старшая, Зоя, – сероглазая крепышка, сидела с очень серьезным если не мрачным выражением лица. Ее густые темно-русые волосы, отливавшие на свету немного в рыжинку, сплетены были в небрежную косу. Черное шелковое платье, прекрасно сшитое, восхитительно облегало ее тело. Она мало ела, пила только лимонад и разговаривала низким, чуть хриплым шепотом. Лида выглядела полной ее противоположностью. Высокая блондинка с голубыми, круглыми, как у кошки, глазищами, она разрумянилась от первой же рюмки и громко без умолку хохотала, заводя этим мужчин. Последние, кроме Андрея с Игорьком, представлены были одним инженером, вроде бы грузином. Шевцов некоторое время назад служил с ним на одной шахте и запомнил как личность весьма невыразительную. Здесь же он поминутно выскакивал с пошлейшими тостами, выкрикиваемыми с усиливавшимся раз от разу акцентом, причем требовал, чтобы мужчины пили стоя, и вообще развил бурную деятельность. Глаза его сверкали, тонкие усики топорщились, взгляд лихорадочно метался от одной девушки к другой. «В конце концов, – думал Андрей, – я человек современный, безо всяких там предрассудков, но это же просто черт знает что такое!» И на ум ему пришли некие политические ассоциации.