Последний сеанс Мэрилин. Записки личного психоаналитика - Мишель Шнайдер

Они шли по улице, проталкиваясь через вечернюю толпу, спешившую к станции метро «Порт Оторити Терминал». Он посадил ее в такси, затем вернулся в их бар на Восьмой авеню, но на этот раз занял место под неоновой лампой, открыл записную книжку и записал их разговор. Он думал — не пользуется ли она им? Просто так ведет себя по-дружески или за этим стоит какой-то план? Он понимал, что ничего не может сделать для нее и для ее карьеры, что он не напишет о ней. Все же подозрение оставалось.

Через день они увиделись вновь, как договорились. Он заметил, что Мэрилин изменилась. Ее тело утратило очертания молодости. Лицо осунулось, под кожей угадывались кости, черты утратили свою мягкость. Она накрасилась довольно неумело. Грим не скрывал усталости и морщин, и она это знала. Мэрилин пришла первой и привстала, чтобы поцеловать его, легко и весело. Уэзерби пожалел, что ощутил ее запах. От нее пахло немытым телом, ознобом, слезами.

— Я уже думала, что не приду… — начала она.

— Я рад, что ты пришла. Чем ты здесь занимаешься, как проводишь дни?

— Не знаю. Я как будто на дне бассейна. Надо оттолкнуться, чтобы подняться на поверхность. Не знаю. Мне хотелось бы сидеть дома, далеко от всех.

— Тебе грустно?

— Можно и так сказать. А можно и по-другому…

Она продолжала говорить отрывисто, невыразительно. Они заказали выпивку. Мэрилин попросила «белого ангела». но официант не знал, что это такое. Они чокнулись джин-тоником, желая друг другу удачи.

— Меня не проведешь, — начала она снова. — Я знаю, что это такое — паника, чувство, когда проигрываешь. Я видела ее в глазах Бетти Грейбл, которая была звездой в свое время. Как-то раз меня представили ей в ее костюмерной. Я поняла, что студия воспользовалась мной, чтобы дать ей понять, что ее царствование закончилось и теперь я ее сменю. Они надеялись, что я ее унижу. Я убежала. Долго эти люди из студий меня использовали. Я шла у них на поводу, я была так наивна. Стоило человеку проявить ко мне интерес — и я ложилась ним в постель. Я, конечно, и дальше буду так поступать, но не с такими явными подонками. Кончились те времена, когда я была замужем и шла к одному из этих типов после вечеринки. Они хватали меня своими лапами, как тигр эту… анти… как ее… антилопу. Как будто говорили: ты моя вещь. Я тебя имел, я тебя буду иметь. Классический случай для бывшей шлюхи, хоть я никогда и не была проституткой в прямом смысле слова. Я никогда не продавала себя. Я позволяла себя покупать. Но был такой период, когда стоило меня попросить — и я спала с кем угодно. Я думала, что это поможет в моей карьере, и обычно они мне нравились, эти мужчины. Они были так уверены в себе, а я так неуверена.

— У тебя есть планы после фильма?

— Мне давно хотелось сыграть Бланш в «Трамвае «Желание»». Сейчас не время — я слишком закрыта. Сыграю ее на Бродвее через несколько лет. Мне так нравится последняя реплика Бланш — помнишь, Вивьен Ли в фильме Казана?

Он помнил. Женщина — белая, безумная, смертельно безумная, обезумевшая от любви, не обращенной ни на кого.

— Сейчас я себя не вижу говорящей на сцене: «Кто бы вы ни были, я всегда зависела от милости незнакомцев».

Любовники, друзья, родители, близкие — все они бросают вас рано или поздно. Так что незнакомые люди — это не так опасно. Но не стоит слишком от них зависеть. Когда я была маленькой, некоторые незнакомые люди нанесли мне вред.

— Я когда-то читал, что в детстве тебя изнасиловали?

— Не будем об этом говорить. Мне надоело говорить об этом. Я сожалею, что об этом рассказала.

Она вытерла стол бумажной салфеткой. Затем улыбнулась себе:

— Домохозяйка. Вести свое хозяйство? Я обожаю уборку. Когда убираешь дом, то не думаешь ни о чем.

После долгих пауз, перемежавшихся короткими, довольно невнятными фразами, Уэзерби отлучился в туалет. Когда он вернулся, то увидел, что перед их столиком стоит какой-то тип и настойчиво предлагает этой неухоженной блондинке с ним переспать — он никак не хотел поверить, что Монро не шлюха с Восьмой улицы. Они отделались от пристыженного ловеласа.

Мэрилин сказала:

— Маски раскрывают нас, а роли нас убивают. — А потом добавила: — Я везде таскаю за собой Мэрилин Монро, как альбатроса.

Еще она сказала:

— Думаю, я составлю завещание. Не знаю почему. У меня такая мысль. Ужасно мрачная, правда?

Он сказал:

— Мне бы хотелось, чтобы ты станцевала на барной стойке.

— Нас выгонят! В таком баре женщины должны знать свое место — у ног мужчин, а не наоборот.

Потом Мэрилин много пила, а говорила мало и иносказательно.

— Ты ведь не будешь записывать ничего из того, что я говорю, правда? Может быть, я еще раз выйду замуж.

Проблема в том, что он сейчас женат. И он знаменитый; мы можем видеться только тайно.

Она добавила, что ее любовник занимается политикой. В Вашингтоне.

На следующий день она послала Бобби Кеннеди странную телеграмму, чтобы отклонить приглашение на ужин в Лос-Анджелесе: «Дорогие Генеральный Прокурор и Мадам Роберт Кеннеди, я была бы счастлива явиться по вашему приглашению в честь Пэт и Питера Лоуфорда. К сожалению, я занята на мероприятии по защите прав меньшинств и я принадлежу к последним звездам, которые сохраняют связь с землей. Ведь единственное право, которое мы защищаем, — это наше право блистать. Мэрилин Монро».

По воспоминаниям Питера Лоуфорда, в субботу, 4 августа, в последний день своей жизни, отказываясь прийти на вечер, который он организовал на своей вилле на пляже Санта-Моники, Мэрилин воспользовалась ужасным сравнением:

— Нет уж, спасибо, не хочу, чтобы меня передавали из рук в руки, как кусок мяса! С меня хватит. Больше не хочу, чтобы мной пользовались. Фрэнк, Бобби, твой шурин-президент — с ним я даже не могу больше связаться. Все меня используют.

— Все равно приезжай. Развеешься.

— Нет, я ужасно устала. Нет ни одного приглашения, на которое мне хотелось бы ответить. Больше никого. Окажи мне только одну услугу: скажи президенту, что я пыталась до него дозвониться. Попрощайся с ним от меня. Скажи ему, что я выполнила свою задачу.

Вначале звонка Мэрилин почти шептала, и Лоуфорду пришлось несколько раз окликнуть ее по имени, чтобы убедиться, что она его слышит. Она глубоко, утомленно вздохнула и выговорила:

— До свидания Пэт, до свидания президенту и до свидания тебе, потому что ты хороший человек.

Лоуфорд услышал, что этот голос не играет, не кричит: «На помощь! Здесь волк!» Он почувствовал, как этот голос углубляется в смерть. Он догадался, что «До свидания» не обязательно означает прощание — это просто зов, обращенный к другому, желание его увидеть.

Вскоре Мэрилин и Ральфу — несовместимым и неразлучным — предстояло погубить друг друга. Не расстаться, а именно погибнуть друг в друге. Как на изображениях, подобных картам или маркам, на которых дамы и валеты склеены посредине и обращены головами в разные стороны. Их тела соприкасаются, но они смотрят в разных направлениях. На пересечении света и воспоминаний, заимствованных слов и всплывающих сновидений, молчания и слез стареющий мужчина и женщина-ребенок однажды встретились. Любовь — всегда воспоминание о любви. Желание — забвение желания. Встреча двух параллельных историй — всегда катастрофа. Двойной мат.