Рижский редут - Далия Трускиновская

– Нетрудно, – согласился я.

– Значит, нужно найти тех людей, с коими беседовал ваш квартальный надзиратель Блюмштейн. Заодно и узнать, когда он с ними беседовал – в мае, когда обыватели могли вспомнить разве что зеленый мундир морского офицера и его рост, или же теперь – когда непостижимым образом на свет явилось его имя. И они выведут вас, господа, на след убийцы.

– Как? – спросил Сурок. – Они могут и сами не знать того, чье поручение исполнили.

– Но тот человек вряд ли, обращаясь к ним, был в маске и домино, как дама на придворном маскараде, – возразил Бессмертный. – У него есть лицо, стан, походка, одежда. Вы, господа, право, как малые дети. Вы за странными событиями никак не можете разглядеть людей, которые ими руководят. У вас, простите, отсутствует логика и нет ни малейшего понятия о стратегии и тактике.

Ответа на это заявление он ждал довольно долго.

Но нас, всех троих, смутил не упрек в отсутствии логики. Мы просто ошалели от мысли, что этот человек предлагает нам, троим офицерам русского флота, слоняться меж каменных амбаров и выспрашивать пьяный и наглый люд, который за гривенник побожится, что назвать мое имя попросил хоть фон Эссен, хоть китайский император.

– Хорошо, – сказал Бессмертный. – Вернемся к подозрениям. Скажите, Морозов, кто перед вами был любовником Анхен.

– Я ее не расспрашивал, – сухо отвечал я.

– Это надобно узнать. Может, имела место ревность – да только не ваша.

– Нет, нет! – воскликнул я. – Ревность тут ни при чем!

– Значит, вы кого-то подозреваете? – сделал вывод из моей пылкости сержант.

– Да! – честно ответил я.

– Морозка! – предостерег Артамон, словно испугавшись моей болтливости. Ведь, упомянув мусью Луи, я должен был бы рассказать и про Натали, иначе это убийство и впутывание меня в преступление не имели смысла.

– Это связано со второй половиной вашей истории? – спросил догадливый Бессмертный.

– Да. Простите, тут я ни слова не скажу.

– Да вы уж довольно сказали. Поскольку вы впутались в интригу с замужней дамой, ее родня, и, возможно, муж, решили покончить с вашими амурами таким жестоким способом.

То есть вы своим примером иллюстрируете присловье: ух, ух, не люби сразу двух, – холодным тоном, без признака улыбки на устах, произнес Бессмертный. – И коли так, недоброжелателям вашим легко удалось разлучить вас с дамой. Надо полагать, она замужем за титулованной или высокопоставленной, или просто очень богатой особой, раз о ее нравственности так пекутся.

Артамон и Сурок переглянулись – очевидно, и тут Бессмертный угадал. Сам я знал о Филимонове лишь то, что совершенно без просьб моих рассказала Натали. Расспрашивать о счастливом сопернике было бы ниже моего достоинства. То есть знал я о нем то, что он чудовище. А они явно что-то еще проведали, но из деликатности не затрагивали при мне эту тему.

Любопытно, что сержант никаких чудес, как штукарь на ярмарке, не показывал и живого голубя из пустой шляпы не доставал. Он рассуждал просто, но последовательно, и даже то, что он изначально имел подозрения на мой счет, тоже было необходимо для его логики. Он доказал мне самому, что я не убийца, хотя… Я вспомнил ночь в каменном амбаре, стычку с незримым русским человеком и тот удар кортика, который мог его погубить. Впервые мне пришло на ум, что тот человек остался цел.

– Что вы намерены делать? – спросил Бессмертный.

Я посмотрел на Сурка, потом на Артамона. Мы все трое подумали об одном и том же: хотя Бессмертный мог бы принести пользу при поисках мусью Луи, говорить ему о французе не стоит, тогда бы уж пришлось сказать всю правду о Натали. А мы даже теперь не теряли надежды, что удастся как-то скрыть от общества ее опрометчивый поступок и спровадить ее обратно в столицу.

– Надо как-то договориться с полицией, – ответил вместо меня Сурок, – и выручить селерифер. Бессмертный, вы можете что-то придумать, чтобы вернуть селерифер?

Это была явная и бесспорная победа сержанта – Сурок обратился к нему с просьбой!

– Пожалуй, да. Дайте мне точные приметы своего самоката.

– Выкрашен в красный цвет! – воскликнул Сурок. – Колеса – передние от брички! Седло гусарское, путлища обрезаны, ольстров нет, да и на кой они…

– Селерифер, говорите?

– Да! По английскому образцу наши плотники сколотили.

– Селерифер ваш я из полиции вызволю, но пока он останется у меня, – произнес Бессмертный скучным голосом. – Почему? Потому, что частный пристав может некоторое время спустя пожелать убедиться, что я ему не солгал. Это во-первых. Во-вторых – чтобы вы, Сурков, не наделали новых дурачеств и не влетели на своем самокате в губернаторскую карету. Кто вас надоумил разъезжать по Замковой площади?

– Я сам. Сам счел это место подходящим, – мужественно отвечал мой племянник, не желавший признаваться, что угодил в ловушку.

– На редкость подходящее место. Главное, и гауптвахта рядом. Итак, эту ночь самокат проведет в полиции. Наутро я отправлюсь туда и объявлю, что дал принадлежащий мне селерифер молодым офицерам покататься на берегу возле порта и был очень удивлен, узнав, что они ездили на нем в самом городе и имели столкновение с полицией. Далее я назову приметы и при необходимости выкуплю ваше имущество из плена. Тем более что и полицейским оно ни к чему. Вы же, господа, если до того дойдет, не забудьте подтвердить, что самокат с самого начала был сделан для меня и принадлежал мне. И людей своих предупредите.

– Когда же вы его мне вернете? – спросил Сурок.

– Когда война кончится.

Я невольно улыбнулся, сержант избавил нас от одной из многих забот и избавил мастерски.

– Вашу руку, Бессмертный! – вдруг заорал Артамон. – Теперь я вижу, что вы добрый товарищ и наш брат моряк! Верите ли – мне эта красная таратайка уже в страшных снах мерещиться начала!

Бессмертный усмехнулся.

– Сказывают, Вольтер однажды выразился так: если бы Господа не было, его следовало бы выдумать. А я выражусь сходным образом: если бы этого вашего селерифера, арестованного полицией, не было, то его следовало бы выдумать. Почему? Потому что благодаря этому странному изобретению я познакомлюсь, а, статочно, и полажу с частным приставом Вейде.

О похождениях моих родственников в порту я знаю из их рассказа, в котором явно были какие-то забавные неточности. Я не уверен, что Артамон так вопил в кабинете Шешукова или на палубе «Торнео», стоя перед Моллером, как он изображал это мне, размахивая руками и отчаянно чертыхаясь. Равным образом я не могу представить, чтобы племянник мой Алексей Сурков, будучи лейтенантом, на равных обсуждал с вице-адмиралом и контр-адмиралом планы военных кампаний, поправляя их ошибки и делая им разумные замечания.

Однако других свидетельств у меня нет, и я поведаю о затее моих родственников так, как они сами мне доложили.