Фаворит. Боярин - Константин Калбазов

— Вот и ладно. Готовимся. Как только с повязками покончим, сразу в путь. На отдых станем с рассветом.

Нет, все же определенно хорошо, что у псковских бояр собольи шапки не столь велики, как у московских и у новгородских. Последние неустанно состязающихся со вторыми во всем. В локоть высотой, головной убор жутко неудобный. Только предназначение у него, подчеркивать статус, а потому на это не обращают внимания. А потом, челок, он ведь ко всему привыкает. Вот и с этим убожеством свыкаются.

Правда горлатка[26] псковских бояр тоже имеет свой несомненный минус. Потому как меховая шапка по определению теплая, а летний ее вариант как бы отсутствует. А на заседание совета без должного головного убора приходить не моги. Не поймут. Могут еще и вслух высказать свое недовольное «фи». Причем недовольными будут не только дворяне, но и простой люд. Коли ты боярин, так и будь добр соответствуй. И никаких гвоздей. Хорошо хоть бабье лето осталось позади. Оно конечно денек погожий, но все же ноябрь, а потому солнышко жарким не может быть по определению.

Иван обвел присутствующих взглядом, и тихонько вздохнул. Сволочи. А как тут иначе-то скажешь. Даже Пятницкий, пусть и вроде бы союзник Карпову, но полного доверия не вызывает. Отчего-то не отпускает ощущение, что случись, так он и отвернется не моргнув глазом. Причем, причина совсем не обязательно должна быть столь уж весомой. Главное, чтобы самому боярину вреда не случилось, но даже наоборот, было бы выгодно.

Да оно в общем-то и понятно. Ну кто ему Иван? А выскочка. Причем выскочка, ступающий по трупам, как старинных союзников, так и противников. Но противников таких, с которыми всегда были разногласия, а вот вражды как таковой не наблюдалось. Только за неполные полгода Карпов умудрился свалить два старинных боярских рода.

За четыре, из бесправного беглеца, поднялся до боярского звания. Да еще и припомнить народу, что бояре не от веку ведутся, а ставятся вечем. Словом, вот так, в одночасье, этот проныра умудрился расшатать старые устои и подвести добрую мину под все боярские роды. А потому никто из членов совета не мог чувствовать себя в безопасности, как это было прежде.

Народу дай только почувствовать боярскую кровушку, а там он уж удержу знать не будет. Эвон, уж двое на лобное место взошли, да два боярских рода своего статуса лишились, оставив одно место вакантным. Негоже, когда в совете четное число бояр. А ну как голоса разделятся поровну и тогда поди прими решение.

Все так. Прав оказался Пятницкий. Дознание привело к Медведкову, давнему компаньону Жилина. Боярину пришлись не по нраву увеличившийся авторитет московского князя, а как следствие и увеличивающееся его влияние. Ну и Карпов, молодой да ранний, в ту же копилку. Вот и решил он решить две проблемы одним ударом. На счастье боярина Горячинова, его единомышленник решил действовать самостоятельно. Вот и наворотил дел.

Да только Иван оказался ему не по зубам. Никто и помыслить не мог, что вот так быстро можно выйти на убийцу, а там и размотать весь клубок. А Карпов используя знания из прошлой своей жизни, разобраться со всем в сжатые сроки. И даже если бы Купец Ерохин не опознал бы Захара, найти его при наличии довольно точного и узнаваемого портрета, было только вопросом времени.

Допрос доставленных пленников осуществляли в присутствии Пяти бояр, московской и псковской партий. Сторонников Новгорода в происходящее посвящать не стали. Захара Иван бросил на дыбу, не задумываясь. Потому как тот просто исполнитель.

Правда и нового узнать от него довелось немало. В частности, теперь было известно, кто именно умышлял против его экспедиции на Урале. И про нападение на поезд царевны душегуб поведал все в подробностях. Ведомых ему, ясное дело.

Ох как тут загорелись глазоньки у сторонников Москвы. Тут же потянули на дыбу Жилина. И купец запел. Как соловей запел. Вот только, по всему выходило, что во всем повинен боярин Медведков, потому как только с ним он и имел дело. Лучший способ верить окружающих в своей правдивости, это говорить только правду, разве только чуть недоговаривая. Вот и новгородец недоговаривал.

А как же иначе-то? Карпов ему четко объяснил, что валить все нужно только на одного, и никак иначе. Не то… Чай Жилин не перекати поле, семья и дети имеются. И Карпов ему клятвенно пообещал, если лишнее станет болтать, семье конец. Порешит весь род, под корень. И после содеянного им, в это верилось охотно.

Потом настал черед Медведкова. С которым Иван так же успел переговорить, и дать понять, что нет нужды тянуть всех с собой. И при том, что сам Карпов в любом случае оставался в стороне, а настоящих верных союзников у него не было, слова его звучали вполне резонно.

Ну подставит боярин под удар Пятницкого и Горяинова. А толку-то. Царь Николай он конечно осерчает не на шутку. Глядишь еще и войной начнет грозить, или вовсе в поход отправится. Да даже если сообщников потянут на плаху. Ему от того какой толк? А вот роду его придется несладко. И обещаниям Карпова, который в любом случае останется в стороне, Арсений Евсеевич очень даже верил. Уж больно серьезная репутация у этого выскочки.

Так что, дыбы он не избежал. Был допрошен с пристрастием и в присутствии все тех же пяти бояр. Да только ничего нового не поведал. Да умышлял против, тогда еще царевны Русского царства. Да, организовал убийство псковского князя Ивана Бобровнинского. Ну и взошел на эшафот с убийцей и купцом.

Правда, московский царь затребовал было всю троицу к себе, так как не желал спускать покушение на сестру. Опять же, убили представителя древнего московского княжеского рода, и боярина. Но господин Псков ответил вежливым, но решительным отказом. Потому как ни князей, ни бояр московских на их землях никто не убивал, а убит был князь псковский. И покушались в первую голову на княжескую невесту, а не на сестру государя русского. А что до обидчиков, так вот он приговор, справедливый и суровый.

— А чего это боярин Карпов отмалчивается? Иль сказать нечего?

В принципе, несмотря на весьма шумное и бурное обсуждение, Иван воспринимал происходящее как некий шумовой фон. Попросту пропускал все мимо ушей, не придавая происходящему значения. От размышлений его отвлекло упоминание его фамилии. А так бы и продолжал пребывать в своих думах.

— Я отмалчиваюсь, потому как сказать мне нечего. Вы и постарше меня, и поболее моего ведаете. Так кому еще думать над тем, кого предложить вече на боярство.

Иван ничуть не лукавил. Ему и впрямь было совершенно все равно, кого предложат. У него попросту не было друзей или тех, кому он мог бы довериться. Даже союзник был так себе. Прибил бы гада, за то что покушался на Лизу. Вот как клопа раздавил бы. Но… Это был единственный человек, на которого он мог опереться хоть в какой-то степени.