Всё изменится завтра - Мария Высоцкая

— Папа! — крикнула очень звонко, — у нас гости, — обернулась в сторону лестницы, — раздевайтесь пока, — все так же с улыбкой, — Витя! — закатила глаза, — ничего же не слышит, я сейчас, — коснулась плеча Артема, возвращаясь наверх.

Старков помог снять Вере куртку, разделся сам, даже тапки ей подал. Игнорируя все эти жесты галантности, Вера закипала еще больше. Но не успела она произнести и слова, как родители Артема вернулись, уже вдвоем.

— Привет, — Виктор Федорович протянул Артему руку, — любишь ты эпично появиться, — перевел взгляд на Веру.

— Здравствуйте, — робко улыбнулась, отметив, что отец Артема смотрел на нее без какого-либо удивления.

— Виктор Федорович, — кивнул головой.

— Дарья Эдуардовна, — женщина встрепенулась, быстро сокращая расстояние между ней и Верой, заключая последнюю в объятия.

— Вера, — представилась, когда Дарья немного отстранилась.

Артем же молча наблюдал за происходящим, стараясь вообще не вмешиваться.

— Верочка, чего мы стоим, вы же с дороги, давайте чай попьем. Папа, ставь чайник, дети голодные, с дороги только. А я пока в школу позвоню, скажу что приболела, думаю, ученики мои только обрадуются, — вытащила из сумочки телефон, быстренько ускользая в комнату.

— Пойдемте на кухню, — мужчина распахнул створки дверей, проходя в просторную кухню, объединённую со столовой. Большой деревянный круглый стол, расположился посередине, привлекая к себе особое внимание, впрочем, как и белая расстеленная на нем скатерть. В центре красовалась корзинка фруктов, только подойдя ближе Вера обнаружила, что она декоративная.

— А что, живые яблоки не в моде? — Артем взял бутафорское яблоко, вертя его в руках.

— Даже не спрашивай, — отмахнулся отец, Артем понимающе улыбнулся.

— Сегодня в школу не идем! — просияла женщина, с ее появление атмосфера разрядилась, подхватывая волну позитива, — Вера, что ты стоишь? Присаживайся, — недовольно взглянула на сына, — вот тридцать лет тебе, а хорошим манерам мы с отцом так тебя и не смогли научить, — отодвинула стул, как бы приглашая Кораблеву присесть.

— Может быть Вам помочь? — поинтересовалась, не спеша присаживаясь.

— Нет. Папа сам все сделает, — уселась на стул, разглаживая белоснежную скатерть, — Артем ему поможет, да, сынок? — обернулась, — а ты садись, не заморачивайся. Рассказывай, как доехали? Как погода в городе? Как у вас дела? — говорила так, словно знала ее сто лет, будто об их отношениях знала столько же, а может быть и больше, чем сама Вера.

— Все хорошо.

Вера же наоборот не знала, что отвечать, совершенно теряясь в происходящем.

— Так, — Дарья вздохнула, — ты хоть меня во что-нибудь посвяти, а то я не в курсе. Абсолютно. Он то звонит раз в неделю, а тут с раннего утра знакомиться приезжает, — пышала негодованием, но от нее веяло добром.

— Мама, — слегка недовольно произнес Артем.

— А что — мама? Что — мама?

— Не приставай к ней.

— А кто пристает? Вера, я к тебе пристаю? — не дала ничего ответить, — воот, не пристаю. И вообще, это ты отстань от нас, бутерброды делай, — мягко рассмеялась.

Вера заворожено смотрела на все происходящее. Губы сами расползались в глупой улыбке. Таким она Старкова точно еще не видела. Другим. Его реакции, эмоции, все было без холода, и этого ужасающего ее льда, к которому она уже успела попривыкнуть. Да и сам он вел себя более свободно, в душевном плане был спокоен, но как-то иначе. Не как влиятельный человек, который словно не сворачиваемая гора, а как-то по-семейному, обыденному, как все…

— Вот я и говорю, — вновь посмотрела на Веру, — нормально доехали, а то все метет, март скоро, а нас все снегом по уши заметает.

— Нормально. Я почти проспала всю дорогу.

— Ой. Меня в машине тоже сразу в сон клонит. Вы надолго?

Вера замерла, переводя взгляд на Артема, поджала пальчики, возвращаясь мыслями к его матери.

— На пару дней, — улыбнулась, пытаясь вести себя непринужденно.

Дарья же никак это не прокомментировала, только все время, пока они пили чай и беседовали ни о чем, настороженно, а возможно и вопросительно поглядывала на сына.

Солнце озорно играло, поблескивая на снегу, день близился к обеду. После недолгого чаепития Артем уехал с отцом по каким-то делам, оставляя Веру (к ее счастью) одну. Точнее с Дарьей.

Пройдя по дому, Кораблева уселась в мягкое плетеное кресло, расположившееся у камина в самой большой комнате на первом этаже. На заднем плане негромко шумел телевизор. Дарья Эдуардовна подошла почти неслышно, присаживаясь на диванчик позади.

Наверное, впервые в жизни она не знала, как начать разговор, потому что до сих пор находилась в полнейшем шоке. Старалась не подавать виду, но эмоции были сильнее ее. Так переживала за всю сложившуюся ситуацию, что намеренно пробежала по дому, пока звонила на работу, и убрала все фотографии, на которых были запечатлены сын и Алена. Хотя они и стояли здесь всегда, как память, но даже это не изменило ее непоколебимого решения убрать все с глаз долой. Конечно же, не со своих, да и не с Артема.

Внимательно вгляделась в Верино лицо: серые большие глаза, отточенные скулы, пухлые губы…и эти волосы…в первые несколько секунд, как только она ее увидела, то не могла поверить, перед ней словно стояла Алена. Только присмотревшись и слегка себя одернув, она медленно узнавала в этой девочке совершенно иные черты. Но как же они были похожи…очень похожи.

И это пугало. Пугало настолько сильно, что сводило скулы. Ее сын намеренно искал похожую…да, возможно, это была случайность, возможно, внутренне эта девочка другая…но эта внешняя схожесть пробирала до мерзлых мурашек. Это выглядело слишком ненормально…слишком…неправильно!?

Вера повернулась в фас.

— Вы хотите мне что-то сказать? — начала без каких либо подводок. Чувствовала, как внутри матери Артема бушует разговор.

— Вера, — начала издалека, — сколько тебе лет?

— Двадцать.

— Ты еще совсем юна, — невесело улыбнулась, — я хотела поговорить…,- сложила руки на колени, явно нервничая.

Кораблеву же эта ситуация коробила. Она понимала чувства матери Артема, читала их в ее глазах, и чувствовала то же самое. Не хотела ходить вокруг да около, не хотела заставлять эту женщину спрашивать, ставить в неловкое положение…поэтому все последующее она выпалила, почти на автомате, не думая о последствиях, возможно, в ней до сих пор играла обида, злоба…но она, кажется, совершенно не могла себя контролировать.