Царская доля - Герман Иванович Романов

и Петр справедливо опасался самой негативной реакции населения на попытку его ввести. Даже принятой в Швеции системы индельты здесь не существовало. Однако широко применялась вербовка — ливы и эсты охотно подавались в ряды наемников, преданно служили королям за звонкую монету чуть ли не во всех европейских странах.

Так что хочешь, не хочешь, но скуповатому Петру приходилось раскошелиться, и хорошо. Дабы призывной контингент пошел на службу именно к нему, и не поддался на щедрые предложения от прусского короля Фридриха-Вильгельма. Сей монарх особенно полюбил ставить в строй рослых и физически здоровых солдат, в которых видел будущее величие своего королевства, а потому его вербовщики шныряли чуть ли не по всему континенту, разыскивая новобранцев для короля…

— Господин фельдмаршал! Заперся подлец в подвале, может его бочонком пороха взорвать?!

— Раз упирается, то взорви, — Меншиков благодушно отмахнулся от капитана, но тут же вскинулся. — Постой! Кто в подвале заперся?!

— Да, сборщик пошлин местный, что для короля мыто собирал со всех судов, что к берегу приставали.

— Я тебе взорву, дурень?! Если заперся в хранилище, там деньги со сборов и ценности всякие, да товары могут быть дорогие. Так — быстро уговаривай его дверь открыть, обещай, что не тронем. Да нужен он нам, дурак — нам токмо подвал его и нужен. Взрывать ничего нельзя — замок на тяп-ляп восстановили после разгрому, что тут шведы давно учинили, еще своды поползут или рухнут на болвана с сундуками, а нам потом разбирай.

Меншиков задумался, лихорадочно просчитывая варианты. С ратуши казну не утащишь, и сбором контрибуции не обложишь — вроде как свой будет в будущем город. А вот королевский мытник совсем иное дело, и не такие вещи безнаказанно проходили. Сборщика можно и воде утопить, привязав к ногам камень потяжелее — типа, сбежал собака, и казну вывез. Но тут этот номер не пройдет — все в гарнизоне знают, что мытник в замке сидит, а пленникам и коменданту рот не закроешь.

Зато можно сделать все привычно, по проверенному способу, что всегда срабатывал в его многолетней практике!

— Запугай, скажи бестолочи — жену и деток приведем, и уши им отрежем! А потом рвани чуток пороха, дабы испугался. И ломами ее, ломами! Затем врывайся с людьми, через дверь вышибленную. Если там ларцы с деньгами стоят — завали мытника, потому что негоже, если он поведает королю, сколько там денег на самом деле было. А бумаги все сожжем — взрыв ведь случился, да еще пожар небольшой. Понятно?!

— Сделаем, ваша светлость!

Капитан радостно гаркнул, но не убежал, а выжидающе посмотрел на фельдмаршала, и тот прекрасно понял, в чем суть немого вопроса. А потому вперился в него честным взглядом и негромко пояснил:

— Короли от нас свою долю получат, а мы о себе должны позаботиться. И детишек кормить надобно, и погулять хорошо. А раз на шпагу брать не приказано, то за вино и баб платить придется. Но не из жалования ведь — из добычи серебро на такое дело пойдет. Так что беги, дело сотвори и драгунам передай — всем награда пойдет. Только, чур, молчать о том будете, незачем о делах наших знать. А я чин для тебе выхлопочу!

— Понял, господин фельдмаршал!

— Постой, убивать мытника не торопись, незачем людишек резать. Вдруг он на мою службу согласится перейти. Обласкаю, и так сподручнее нам будет, и бумаги нужные подправим, где надо. Все честь по чести сделаем, комар носа не подточит!

Фельдмаршал взмахом руки отпустил капитана, а сам направился в кордегардию, где его дожидался отдавший свою шпагу победителям комендант гарнизона, бледный и растерянный.

Дел действительно было много…

— Уф, суматошный вышел денек, почаще бы такие у нас были, — «светлейший» отпил вина из серебряного кубка, полюбовался на перстни с рубинами, которые украшали два пальца на шуйце. Раньше бы он грудастую девку бы взял по праву победителя, но сейчас такое зело неинтересное занятие, гораздо лучше подсчеты вести.

А они радовали душу — за раз единый треть суммы вернул из тех денег, что «мин херцу» пообещал выдать. Это мысли обычного солдата просты, и желания обыденны — доступные женщины, вино, звенящие в кармане монеты. А вот фельдмаршал об ином думает, и давно понимает, что деньги всегда составляют ничтожную часть добычи.

Мемель оказался богатым городом — у причалов захвачены пять прусских судов с грузами, в пакгаузах и складах множество разнообразных запасов, есть чего взять и в арсенале, и на пристани. Вот где львиная доля добычи фельдмаршала — ведь от пятой части до трети ему положено по статусу. А дома в городе, где сторонники короля живут, что их покинут, к королю уедут — они немалую денежку стоят, их ведь отобрать можно по праву победителя. А мызы за городом, поля и луга, где пасутся стада — все это подлежит вполне законному присвоению в лучшем случае, или разграблению — ибо война войну кормит, а солдату на ней не только умирать приходится, но и долю добычи желательно получить весомую.

Меншиков потер руки — его люди уже оценили примерную сумму добычи, и теперь «светлейший» планировал быстрый бросок своей конницы до Кенигсберга. Нужно было опередить короля Карла — его шведы давно имели вполне заслуженную репутацию солдат, что могут из поверженного врага выдавить все до последней капли…

Глава 15

Король Пруссии Фридрих-Вильгельм, первый этого имени, правил вот уже шестой год. Его отец Фридрих, курфюрст Бранденбургский, являлся еще герцогом прусским. Последние земли двести лет тому назад предок удачно урвал в период Реформации. Превратив владения упраздненного Тевтонского ордена в свои собственные. Благо тот потерял полностью свою былую силу, и представлял после поражения под Грюнвальдом жалкое зрелище. Грех было не воспользоваться моментом!

Отец объявил себя королем с согласия императора Священной Римской империи германской нации, тоже воспользовавшись очень удачным моментом — тому требовались войска и деньги для войны с французским королем Людовиком XIV, что объявил себя «солнцем» вполне серьезно.

Так что в обмен на заветный титул на поля сражений был отправлен экспедиционный корпус, к которому в 1706 году присоединился 18-ти летний кронпринц, только что женившийся по настоянию отца на Софии Доротее Ганноверской. Этот брак являлся хитрой политической аферой, на которые первый прусский король, хорошо образованный эстет, был мастак. Дело в том, что как только, еще будучи Бранденбургским курфюрстом, он узнал, что отец или брат принцессы вполне могут стать английским королем, и хитрец живо подсуетился. Так папенька все время делал — выжидал удобного