Семь крестов - Николай Прокошев

Этот спасительный жест пришелся как раз кстати, ибо Симеон своим тяжелым кончаром[102]со всей силы саданул противнику по предплечью, расколол тому наруч и выбил старую защиту. Но держать перебитой рукой тяжелый щит вице-маршал уже не смог, чем и воспользовался князь. В тот же момент он крутящим движением загнал свое оружие точно в место соединения пластин брони тевтона. Главный интендант ордена захрипел, из горла потекла кровавая каша и, сраженный, он упал на землю.

В искусстве фехтования гросс-комтуру фон Лихтенштейну, рыцарю, особо приближенному к самому Первосвященнику, равных воистину не было. Казалось, он с закрытыми глазами мог, держа оружие левой ногой, отбиваться от десятка окруживших его неприятелей. Человек не успевает так быстро моргать, как Куно успевал отделить три головы от трех тел. Меч был продолжением его руки, а конь – продолжением ног.

Куно лично срубил древко штандарта Пржемысльского воеводства – желтого орла на синем поле. Сам же воевода, круглолицый бородатый толстяк с блестящими глазами, такому исходу дел отнюдь не обрадовался и, вскинув длинный топор, развернул лошадь в сторону гросс-комтура. Через полминуты воеводе нечем уже было держать ни оружие, ни поводья – обе его руки, как по волшебству, вмиг отпали от туловища. Изумленное выражение лица так и застыло на отрубленной голове.

Незаметно для себя прусс и Гуннар оказались в самой гуще битвы, где сцепились свежие силы гросс-комтура и польского короля. Схватка достигла своей кульминации – в сражение ввязался весь цвет польского рыцарства. Поднявшийся вдруг ветер, как незримый союзник солдат Владислава, сердито всколыхнул пучки сена, которые поляки привязали к плечам, чтобы их легче узнавали свои. Пыль, взбитая копытами, треск ломающихся копий и стоны раненых у одних вызывали яростное стремление к поединку, а у других, наоборот, страх и бессилие. Для многих с той и другой стороны эта битва стала первой проверкой их внутренней и внешней силы. Расслабляться нельзя было ни на секунду: страшный удар клевцом или моргенштерном[103]мог моментально оборвать доблестную жизнь зазевавшегося вояки.

Отсеченные конечности усеяли бугристое поле. Тут же валялись выбитые глаза, оторванные уши. В ворохах собственных кишок бились в конвульсиях лошади. Словно за каким-то сатанинским кровавым спектаклем с шести росших на поле вековых дубов за побоищем наблюдали крестьяне из близлежащих поселений. Ветки деревьев пестрели грязным деревенским тряпьем: немытых зевак здесь было больше, чем желудей в урожайный год. Порой кому-нибудь из ротозеев в лоб или грудь попадали стрелы и арбалетные болты на потеху их соседям, и бедняги тюфяками валились на головы конных и пеших бойцов.

Поскольку отдавать приказы во время боя было почти невозможно, то глава знамени кричал указание своим помощникам. Они мигом скакали к знаменосцу, и тот начинал тем или иным образом водить стягом, чтобы всем воинам становилось понятно, что требуется делать в нужный момент.

На поле брани находилась главная польская хоругвь – знамя Краковской земли, символ короля – белый, с распростертыми крыльями, коронованный орел на красном фоне. Задача ордена заключалась в том, чтобы захватить знамя противника и тем самым подавить боевой дух поляков. Вероятность захвата знамени увеличилась с возвращением тех тевтонов, что преследовали литовцев. Они, будучи убежденными, что битва уже за ними, вели пленных солдат, но, увидев, что их братья в беде, немедленно поскакали им на помощь.

В польских рядах, как лев против гиен, дрался рыцарь из Гарбова, герба Сулима, опытнейший солдат и полководец Завиша Черный. Он получил это прозвище благодаря своей беспощадности и черному обмундированию – вся его броня и оружие были окрашены в черный цвет. Длинные волосы Завиши были подхвачены серебряным гребнем, а темно-синий парчовый плащ блистал нашитыми золотыми звездами.

Разбивая голову венгру-арбалетчику, Пес краем глаза увидел, как Завиша скрестил свою дюззаку с топором вернувшегося в самую гущу бойни Тронда. Обоим было не занимать боевого опыта, и ратники, сражавшиеся вокруг, даже ненадолго остановились, чтобы понаблюдать за схваткой двух громил. Их кони почти соприкасались головами, и на выпуклые черепа животных летели снопы искр.

Осознав, что такой поединок может продолжаться вечно, викинг решил рискнуть: он широко размахнулся и метнул свой топор в грудь Завиши. Поляк в последний момент поднял лошадь на дыбы, и обоюдоострый топор, испещренный таинственными рунами, моментально распорол конское брюхо, застряв в позвоночнике несчастного скакуна. Вовремя спрыгнув, Черный одним ударом хотел лишить Тронда головы, но викинг успел отклониться, и сокрушительный удар пришелся по шлему плашмя. Этого было достаточно, чтобы датчанина выбило из седла и он потерял сознание.

Увертливый, ловкий Гуннар в то же самое время пытался одолеть могучего чеха, косматого и косоглазого усача Яна Жижку. Жижка сражался без шлема и тяжелого панциря. В его руках двуручный меч, еще больший чем у Гуннара, как масло, рассекал врагов на две, а то и три части. Чтобы не дай бог не попасть ему под удар, даже свои расступались от чеха на почтительное расстояние.

Вследствие этого вокруг невысокого викинга и великана Жижки образовалось свободное пространство, которое позволяло удобнее маневрировать. Стремительные воздушные потоки от взмахов двух огромных мечей клочьями вырывали с поля траву и мелкие растения, а ухающие звуки закладывали уши. Когда один бил, а второй защищался, то по рукам проходила такая дрожь, что трещали все кости.

Успеха ни за кем не было до тех пор, пока Гуннар случайно не споткнулся о труп поверженного генуэзского арбалетчика и не подставился под удар – Жижка медлить не стал и почти по локоть отхватил викингу боевую руку. Находясь в состоянии шока и разбрызгивая повсюду кровь, коротышка прыгнул Яну на грудь, обхватил ногами за поясницу и большим пальцем здоровой руки выдавил тому глаз. Чех так взвыл от боли, что разом заглушил весь шум гигантской христианской битвы. Через мгновение он схватил Гуннара за ворот кольчуги и, как котенка, отшвырнул в кучу силезцев и моравов, схватившихся меж собой на расстоянии пятнадцати шагов от двух несгибаемых воинов.

Пока шли те два жестоких и впечатляющих боя, Джаспер Уортингтон, командир английских стрелков, выпустил свою предпоследнюю стрелу. Еще один секрет лучника заключался в том, что оперение его оружия состояло из винтообразно закрученных листочков кожи, меди или пергамента. Это придавало стрелам вращение в полете, многократно увеличивающее пробивную силу и точность стрельбы. Как всегда, промаха не последовало – хорунжий знамени польской короны пал, увлекая за собой святыню объединенной армии.

Многие польские рыцари тут же соскочили с коней, окружили знамя и стали яростно отбиваться от наседавших противников, защищая свою святыню. Пес видел, как там образовалась настоящая куча мала: за знамя шел бой еще более напряженный, чем ранее. Поляки кровью отстаивали честь короны, а немцы изо всех сил старались эту честь растоптать.