Северный ветер. Вангол-2 - Владимир Прасолов

«О чем я, господи! Да что она могла понять из того, что я сказал, тем более с ее-то знанием языка…» И Пауль, подхватив Ольгу, закружился с ней в танце под музыку короля вальсов, великого Штрауса. Эту ночь он крепко и спокойно спал, как всегда один. Не спала Ольга. Она ворочалась в постели и думала: даже если только часть того, о чем рассказывал Штольц, правда, весь мир стоит на грани катастрофы…

В кабинете начальника РУ Генштаба РККА генерал-майора Панфилова стояла тишина. Было слышно, как в приемной, за двойными дверями, стучит на печатной машинке секретарь. Все присутствующие, а их было шесть человек, молчали уже несколько минут. Молчали потому, что не могли осознать, что произошло сейчас на их глазах. Это было необъяснимо и нереально. Реальными были пакет с какими-то документами, лежащий в центре столика, и постепенно выветривающийся запах озона. Реальными были капли пота на лицах людей, хорошо знавших жизнь и прошедших в этой жизни, как им казалось, все: огонь, воду и медные трубы. Реальными были бледные лица и некоторая не то чтобы растерянность, а какая-то отрешенность в глазах. Реально тикали часы на столе начальника управления, за которым сейчас сидел сам генеральный комиссар государственной безопасности СССР.

— И что я теперь должен доложить товарищу Сталину?

Этот вопрос Лаврентий Павлович задал тихим, слегка осипшим голосом, и адресован он был, скорее всего, не присутствовавшим высшим офицерам, а самому себе. Он не ждал ответа, он думал. Его тренированный мозг мгновенно анализировал происходящее, и, пока все остальные находились просто в каком-то психологическом ступоре, он размышлял.

Выходит, Глеба Бокия зря в тридцать седьмом расстреляли? Его псилаборатория при ОГПУ занималась изучением как раз такого рода явлений… Как он тогда Литвинова с его секретным сейфом на спор одурачил… Да, в каком фаворе тогда Глеб был у Кобы, в каком фаворе. Гордыня сгубила, забылся Глеб, не на того поставил, не на того…

«А что мне Сталин! Меня сам Ленин поставил…»

Эту фразу ему Коба простить не мог, этим и воспользовались настоящие враги.

Уже все было на мази у Бокия с этой экспедицией в Тибет, а сорвалось… Кто же тогда ему помешал? Чичерин, да, именно он, нарком иностранных дел и Генрих Ягода, тогдашний нарком НКВД, вражина, да, они. Начальник разведки ОГПУ Миша Трилиссер, сучонок, тоже руку приложил. Вот, оказывается, откуда ниточки-то тянулись. Германская разведка. Свою линию гнули, а для прикрытия организовали экспедицию с Рерихом, недобитком дворянских кровей, купленным с потрохами чекистами и Яковом Блюмкиным, этой проституткой международной. Естественно, у них не получилось ничего, не прошли они в Тибет, не пропустили их в Шамбалу.

Темное там дело, много неясностей осталось. Не раскололся Блюмкин, унес секреты вместе с пулей в затылке в могилу. А немцы, выходит, прошли… Да, все они уже на том свете, а расхлебывать эту кашу, значит, придется ему. Все слишком, слишком серьезно. Такого он не ожидал. Такое предусмотреть было невозможно. Ну что ж, теперь это видели и слышали сидящие здесь, как истуканы с выпученными глазами и мокрые от пота, руководители его внешней разведки. Кому из них можно доверить разработку операции? Нет среди них такого человека, нет, кроме этого седого майора, поручить некому…

— Полковник Крас ков, а что там по делу так называемого Вангола?

— Я майор… — начал было Красков.

— Уже полковник. Так что по делу твоего Вангола?

— Все, что сейчас вы видели и слышали, — результат работы разведывательно-диверсионной группы «Северный ветер», возглавляемой моим учеником, лучшим выпускником спецучилища РУ Генштаба РККА, разведчиком, обладающим сверхчеловеческими способностями. Вам известно его имя, Лаврентий Павлович, его конспиративный псевдоним — Вангол. Вот здесь изложено все по данному делу. Если в двух словах, то прошу учесть — информация о золоте Колчака лишь предположение, не имеющее под собой никаких реальных оснований. В тех местах, я имею в виду Забайкалье, группа работала по захвату носителя информации, с которой вы только что ознакомились.

— Хорошо, я посмотрю эти бумаги… потом, а сейчас…

Берия встал из-за стола, жестом остановив всех последовавших его действию:

— Сидите, сидите… Так что сейчас было? Надеюсь, это была не моя личная галлюцинация. Хочу услышать ваше мнение.

Красков удивился самообладанию наркома. Берия единственный из всех присутствовавших после всего, что здесь произошло, выглядел и вел себя вполне нормально.

По возвращении из Ленинграда Краскову пришлось очень многое сделать, чтобы вот здесь, в этом просторном кабинете начальника РУ Генштаба РККА, собрать секретное совещание. Причем это совещание было максимально технически оснащенным. Все происходящее автоматически снималось на пленку двумя камерами. Звук записывался самыми совершенными звукозаписывающими системами на специальную магнитную ленту. Никто другой так быстро этого сделать бы не смог. Ему пришлось воспользоваться всеми своими связями. Он решил пока не раскрывать Вангола. Однако его присутствие на этом совещании было необходимо, именно он должен был «включить» загадочное устройство. Красков его представил как одного из своих технических специалистов. Таким образом, Красков рисковал только своей головой. Он не знал, как и что будет происходить на этом совещании. Как и чем оно закончится, вообще было неизвестно. Иван Иванович даже предположений не строил, было просто невозможно. Но при всем том поступить иначе он не мог. Необходимо было поторопиться — та информация, которую хранило устройство, без всяких сомнений, стратегически важна.

Решение о том, что с этим необходимо ознакомить кого-то из руководства страны, пришло сразу, как только они с Ванголом внимательно рассмотрели челюстной протез Гюнтера. Вопрос о том, как он должен сработать, вернее, как его включить, снялся сразу. На его нижней поверхности знаками было указано то, как его, сложив, замкнуть в кольцо, соединив крайние точки, имевшие вид сложной конфигурации контактов. На этой же поверхности было ясно указано, что после соединения последует уничтожение этого устройства. Но перед этим оно должно сработать как источник информации, как письмо. Это и было единственным аргументом для Краскова, кроме рассказа Вангола, рассказа, который, естественно, после гибели Гюнтера был для компетентных органов, мягко говоря, уже не вполне убедительным.

Докладная записка на имя Берии, миновав все инстанции, была доставлена генеральному комиссару лично. В ней Красков сообщал о необходимости проведения этого абсолютно секретного совещания и просил принять его для дачи дополнительных разъяснений. Он тщательно готовился к разговору, но этого не потребовалось. Берия не вызвал его к себе, а особым поручением уполномочил его самого подготовить это совещание. Единственное, что было в приказе, — список лиц, допущенных им на это совещание. На подготовку ушло несколько напряженных дней.

И вот этот день и этот час наступил. Стулья в кабинете расставили вдоль стен, оставив середину кабинета свободной. Там поставили небольшой журнальный столик, принесенный из приемной. Стол оставили только один, для всесильного начальника. В углах высились нацеленные на журнальный столик кинокамеры с дистанционным управлением. Звукозаписывающая аппаратура располагалась по всему периметру кабинета. Вся эта техника должна была включиться по команде Краскова нажатием одной кнопки. Вангол, в форме старшего лейтенанта медицинской службы, прибыл с Красковым и вместе с техниками проверял исправность аппаратуры. У него же, в кармане, находилось таинственное устройство. Когда прибыл Берия, в кабинет вошли и те, кто был вызван: суровые мужчины в военной форме, но без знаков различий. Красков знал, что это люди из внешней разведки, подразделения, подчинявшегося лично и только Берии. Итак, трое офицеров разведки, Берия, Красков и Вангол остались в кабинете, и за вошедшими плотно закрылись двойные дубовые двери.