Дневник покойника - Андрей Троицкий

Он погасил свет. Какое-то время постоял в темноте прихожей, затем толкнул входную дверь, вспоминая, где бросил сломанный замок.

На другом краю деревни оркестр закончил играть, стало слышно, как заливаются цикады. Радченко подумал, что стоять под окном нет смысла. Он пришел, чтобы обыскать комнату Фазиля Нурбекова и найти дневник.

На ступенях крыльца валялся навесной замок, но дверь почему-то заперта изнутри на задвижку или крючок. Дверь хлипкая, фанерная, надо посильнее нажать, задвижка выскочит. Радченко хотел навалиться на дверь плечом, но услышал совсем близко какую-то возню, тяжелое дыхание.

Он успел отступить в сторону, когда дверь распахнулась, и на пороге появился Плющ. Он отряхнулся, стал поправлять мундир и замер на месте, увидев Радченко. Замешательство продолжалось лишь короткое мгновение. Противников разделяла всего пара шагов, не больше. Правая рука Плюща легла на расстегнутую кобуру, пальцы обхватили рукоятку пистолета.

Но Дима оказался проворнее. Он вскинул ружье и не мешкая нажал на спусковой крючок. Из правого ствола вылетел сноп обжигающих искр, и ружейный выстрел громом прокатился по всей округе. Заряд картечи ударил Плюща в грудь, он спиной полетел куда-то в темноту и, ломая перила крыльца, оказался на земле.

Вдалеке раздались чьи-то крики. Ружейный выстрел трудно было не услышать. Теперь дорога каждая минута. Гости со свадьбы захотят узнать, что случилось, прибегут сюда… Радченко спустился с крыльца, сделал пару шагов к лежавшему на земле Плющу и опустился на корточки, подбирая тетрадь, выпавшую из-под милицейского кителя. Кожаная обложка в густой липкой крови. Испачкав руки, он раскрыл тетрадь, еще не веря в собственное везение, перевернул несколько страниц. Ошибки нет, это дневник Лукина. Тем временем человеческие голоса и крики сделались ближе – видимо, кто-то бежал по соседней улице…

Настоящей боли еще не было, Плющ лежал на боку и шарил ладонью по земле в поисках пистолета. В груди что-то хрипело и булькало. Точно так булькал в медном котле наваристый бульон, в котором плавали куски конины. Только запах сейчас другой, пахнет свежей кровью. Он продолжал водить рукой по земле, стараясь найти пистолет, выскользнувший из руки. К ладони прилипали песчинки, пальцы натыкались на мелкие комья земли, камушки. Но пистолета не было.

Плющ подумал, что погиб очень глупо. Сам вызвался дежурить по отделению, сам залез в чужой дом. Впотьмах натолкнулся на Адвоката – и получил заряд картечи в правую верхнюю часть груди. Наверняка задета верхушка легкого, раздроблены плечо и ключица. Кровотечение трудно будет остановить. Да и некому.

Он наконец нашел пистолет, сжал рукоятку и положил палец на спусковой крючок, выжидая удобного момента. Если Адвокат сделает шаг вперед, нужно поднять руку и выстрелить. С такого расстояния не промахнешься.

Еще мелькнула мысль, что он так и не получил место начальника. И все из-за своего характера. Он был слишком добр к людям, слишком мягок сердцем, помогал сельчанам чем только мог. Поэтому высокая должность досталась Косову, человеку беспредельно жадному и глупому, но имевшему высокие связи в районе.

От жалости к себе Плющ заплакал. Теперь он не видел ничего, только мутную пелену слез.

Тем временем Радченко вышел за калитку и уехал.

Услышав шум мотороллера, Плющ подумал, что его убийца удрал здоровым и невредимым, а он остался лежать на земле, истекая кровью. Жить ему совсем немного. Наверняка труп найдут только к утру, Адвокат к тому времени будет уже далеко. Собрав все силы, Плющ поднял вверх руку с пистолетом, дважды выстрелил в воздух и потерял сознание.

Он очнулся, почувствовав, как на лицо брызнули водой, а под спину и голову подложили что-то мягкое. На крыльце дома горел свет, кто-то светил фонариком прямо в лицо. Он явственно видел людей, обступивших его. Справа на коленях стоял майор Косов, справа – Фазиль Нурбеков. Заметив, что раненый пришел в себя, люди задвигались, стали переговариваться.

– За врачом послали, – сказал Нурбеков. – Держись… Он скоро придет.

– Это Адвокат, – прохрипел Плющ. – Он Айзию убил. Бедная… Не сумел я ее спасти. Не получилось. Тело в подвале. Я хотел… – Говорить было трудно и больно. Рот быстро наполнялся кровью. Кровь мешала дышать, приходилось сплевывать, брать паузы. – Я хотел его схватить, а он… А он и меня… И меня убил. И еще…

Фазиль Нурбеков и майор Косов наклонились ниже, чтобы не пропустить ни единого слова.

– Он тетрадь украл, зеленую такую, – выдавил из себя Плющ. – Уехал с ней на мото… На мотоцикле.

– Тетрадь украл, – повторил Фазиль Нурбеков.

Плющ горько заплакал и стал впадать в забытье, подумав напоследок, что потерял много крови и сейчас лишится чувств и уже не очнется. Спустя минуту майор Косов ткнул оструганным прутиком в его шею, потом в щеку. Затем неторопливо снял фуражку и склонил голову, давая понять, что произошло непоправимое. Постоял в молчании, а потом скомандовал:

– Эй, кто-нибудь! Принесите одеяло или еще что… Накрыть труп. И проваливайте отсюда к такой-то матери! Возвращайтесь к столам. И поменьше болтайте.

Ни одеяла, ни простыни почему-то не нашлось. Принесли попону, ею в холодные ночи накрывали старого осла, на котором по дворам развозили воду. Осел недавно околел, и попона валялась в общественной конюшне вроде как бесхозная.

Три дня бывшего майора Павла Муратова продержали в изоляторе временного содержания. Это был отдельно стоящий кирпичный дом во внутреннем дворе Главного управления внутренних дел Москвы. На четвертый день объявили, что сегодня после обеда подозреваемый будет переведен в следственную тюрьму «Матросская тишина». Муратов облегченно вздохнул, не заметив, как из глаза выкатилась и скользнула по щеке слезинка. Прошедшие дни были тяжелыми, переполненными болью и унижениями. Вспоминать о них не хотелось.

Сначала все шло неплохо. На второй день в камеру принесли картонную коробку – передачу от жены. Вместе с продуктами и вещами личного пользования он нашел, что просил – стопку белой бумаги, конверты и две ручки. Не откладывая дела в долгий ящик, Муратов разложил чистые листки на столике у зарешеченного окна и написал жалобу в Московскую прокуратуру на самоуправство и злоупотребление служебным положением со стороны майора Юрия Девяткина. Не жалея красочных сравнений и эпитетов, Муратов писал, что был взят оперативниками на стадионе во время утренней пробежки. Задержание произведено без соблюдения процессуальных норм, предусмотренных законом. Мало того, он был жестоко избит прямо на беговой дорожке. Муратов сдал дежурному контролеру свою жалобу, запечатанную в конверт с почтовой маркой.

Уже через полчаса его вызвал на допрос какой-то молодой незнакомый следователь. Не представившись, не сказав ни единого слова, молодой человек взял резиновую палку и отходил закованного в наручники Муратова по спине и бокам.

До утра он пролежал на койке, гадая про себя: сломаны ребра или их сломают в следующий раз? И снова засел за писанину. Муратов писал, что к настоящему моменту с ним провели два допроса, в ходе первого предъявили незаконное и беспочвенное обвинение в убийстве пенсионерки, бывшей театральной актрисы Лидии Антоновой, и ее коллеги, некоего Бориса Свешникова. Данных преступлений Муратов не совершал, о чем и сообщил следователю. После чего был избит в следственном кабинете. В письме было отмечено, что ему отказали во встрече с адвокатом, на допросы защитника также не допускают. А Муратова, бывшего сотрудника органов правопорядка, содержат в одной камере с двумя убийцами, что является грубым нарушением закона, так как контакт с уголовным элементом должен быть ограничен или полностью исключен. Устные просьбы перевести его в одиночку сотрудники изолятора временного содержания игнорировали, подвергнув его издевательствам и насмешкам.