Авиатор: Назад в СССР 2 - Михаил Дорин

— Ты смотришь на мир не как все. Другой бы боялся отца, стеснялся бы моей мамы. Ребята говорят, что ты даёшь очень взрослые советы и... ты летаешь без страха, не переживаешь неудачи.

— Так у меня их нет. И кто тебе сказал, что я не боюсь?

— Я вижу отсутствие страха в твоих глазах. Фронтовики, видевшие войну, смотрят также. Ты будешь себя беречь, Серёжа?

При этих словах я вспомнил свой недавний сон. Что я видел? Может ли это быть предзнаменованием? Как-то же я попал в этот мир и живу в нём. Даже здравствую!

— Я заговорённый, Женечка, — сказал я и поцеловал её.

С началом новой недели началась подготовка к новым упражнениям по программе нашего Курса. После завтрака и построения, Нестеров решил провести с нами «инструктаж» перед сегодняшним полным разбором, который Ребров собрался проводить после такого же полкового мероприятия.

— Я сейчас отойду на разбор. Меня там провернут на всём, что может у меня поместиться в том самом месте, и я вернусь.

— А у нас, что будет на разборе? — спросил Артём.

— Что будет? Там у Реброва целое дело скопилось по итогам прошедшей недели. Разбираться замучаемся, — вступил в разговор Швабрин.

— Вынужден сегодня с Иваном Фёдоровичем согласиться. Новиков уже готовит речь по итогам наших замечаний, — согласился с ним Нестеров.

— Пётр Николаевич, а по полётам что? Что за новый распорядок смен у нас? — снова спросил Артём.

— Чего ты не понял, Тёмыч?! — сказал я. — Будем летать ночные полёты. Или ты не готов?

— А спать как же?

— Рыжов, кончай паниковать. Умная мысль есть про ночные полёты, — сказал Нестеров, поднимая вверх указательный палец. — Знаете, кто летает ночью?

— И кто? — поинтересовался Артём. — Лётчики?

— Ой, Рыжов. Ночью тот летает, кому днём стыдно.

Программа полётов ночью простая. Круги, зоны и маршруты займут примерно 4 лётных часа или чуть больше того.

Иван Фёдорович, он же Швабра, начал постепенно превращаться во вполне себе нормального парня. Может ему на пользу пошёл уход на «запасной» и время, проведённое с такими «зубрами» как Новиков и Нестеров? Даже в своей лётной группе он мог обсудить женский пол, да и анекдоты рассказать.

— Итак, раз уж про девушек заговорили, у всех есть или у кого-то нет? — спросил Швабрин.

— С девушками у нас проблем нет. У нас времени на них не хватает. Увольнений мало дают, Иван Фёдорович, — начал жаловаться Артём.

— Знаешь, Рыжов для того чтобы...

Швабрину не дал договорить Нестеров, влетевший в кабинет с задумчивым видом. Похоже, разбор прошел, и свой отпечаток на нашем инструкторе он оставил.

— И как? — спросил Швабра.

— Никак. Не было разбора. Сейчас будет наш эскадрильский в расширенном составе. Граблин с Добровым придут, — ответил Нестеров, присаживаясь за свой стол.

— Ну, Николаич, не первый раз косячим. Что у нас так прям много...

— Много.

— Ну, не больше чем у всех.

— Больше, — хором ответила наша группа вместе с Нестеровым.

— Ой, да ладно вам. Не больше чем, у всех вместе взятых, — отмахнулся Швабрин.

— Даже так больше, чем у всех, — в унисон повторил весь класс.

— Я, походу, перепил на выходных, да?

— Вы, Иван Фёдорович нет, а вот Валентиныч...

Нестеров как в воду глядел. Дверь распахнулась, и в наш класс вошёл усталого вида командир звена с несколькими листочками, исписанными от руки.

— Николаич, а чего вы так накосячили-то в моём звене, а? С тобой лично всё понятно, — махнул он на Нестерова. — Да и ваши две группы не самые лучшие, судя по замечаниям. А с остальными чего делать?

— Роман Валентиныч, это вы ещё не все листочки взяли. Здесь только от группы руководства замечания, — сказал Нестеров.

У Новикова вид был не весёлый. На разборе было мертвецки тихо. Все ждали каких-то вступительных фраз от командира полка и его заместителя по лётной подготовке, но приветственное слово произнёс Ребров.

— Каковы проблемные вопросы в эскадрильи? — спросил он. — Есть ли предложения у командиров звеньев или у кого-то ещё? Что ж, товарищ командир...

— Товарищ подполковник, вы садитесь. Я вот в глаза пришёл посмотреть этим гвардейцам, — сказал Добров, встав со своего места. — Как я понял, для личного состава третьей эскадрильи дело чести поддерживать статус «пьющей». Количество залётов и нарушений приняло катастрофический размах. Что вы думаете, Дмитрий Александрович?

— Я вам давно свою позицию по данному вопросу озвучивал. По дисциплине — в отстающих, по хозяйственной и общественной деятельности — там же. Удивляет, как ваша эскадрилья по лётным показателям в лидерах, — сказал Граблин.

— Предлагаю выслушать командиров звеньев, — сказал Ребров.

Ой, зря вы это предложили! Валентиныч сейчас наговорит ерунды, если не ахинеи какой-нибудь.

Командир первого и второго звена обозначили основные проблемы в обучении, и предложил для поддержания дисциплины заняться физической подготовкой.

— Судя по докладам, не всё так плохо в третьей «пьющей». Командира третьего звена ещё не слушали. Роман Валентиныч? — позвал Новикова Добров.

— Я, товарищ полковник, — ответил он, медленно поднимаясь со своего места. Его стол находился как раз рядом с командованием.

— Ваши предложения? Озвучите нам?

Новиков взял паузу, после чего медленно сделал шаг в проход. Всё так же непринуждённо задвинул за собой стул и выпрямился в струнку. Чётко, но без лишнего шума сделал три шага вперёд, выйдя к доске, и развернулся лицом ко всем сидящим в классе. Роман Валентинович был невозмутим, как кремлёвский курсант. Ни одной эмоции на лице.

— Разрешите... ещё подготовиться, товарищ командир? — тихо произнёс Новиков, и народ не мог сдержать улыбок и мелких смешков. Сам Добров с Граблиным и Ребровым не остались равнодушными.

— Валентиныч, сядь ты уже на место. Свободны, — махнул рукой командир полка и вышел вместе с Граблиным в коридор.

После нескольких минут указаний от Реброва, мы начали расходиться по своим кабинетам. Нестерова снова перехватил Граблин. За крайние дни они много общаются. Теперь же к ним прибавился ещё и Ребров.

— О чём разговаривают, как думаешь? — спросил у меня Макс.

— Вряд ли о хоккее или об итогах съезда ВЛКСМ, — ответил я.

Освещался очередной съезд этой организации по полной. В «Комсомольской правде» три четверти всего материала были