Крушение империи Наполеона. Военно-исторические хроники - Рональд Фредерик Делдерфилд

со своими нынешними союзниками! Заявив, что полученные им приказы в этом отношении трактуются совершенно однозначно и что соответствующие условия пока не наступили, Эжен далее описывает, что случится, если он начнет отступление. Его итальянцы и рожденные в Италии французы, писал он, будут дезертировать массами, и ценой за то, что остатки армии явятся на защиту Парижа, станет потеря всей Италии! Задним числом изучая ситуацию, в которой находился Эжен, нельзя не сделать вывод, что Наполеон ошибался, а его преданный помощник был прав.

Августа, в равной мере оскорбленная, не пожелала становиться, согласно приказу императора, беженкой или заложницей. Неся в себе нерожденного ребенка, она добралась до Мантуи, чтобы до конца оставаться рядом с любимым человеком. Ее ребенок, девочка, родилась 13 апреля в герцогском дворце. Еще лежа в постели, молодая мать услышала залпы вражеской артиллерии. Австрийцы отмечали вход союзников в Париж. Вскоре во дворец прибыл посланник Франца Австрийского с предложением провести переговоры. Это был учтивый, располагающий к себе мужчина, которого потерянный в сражении глаз не портил, а лишь сильнее украшал. Он носил черную повязку на глазу и очень быстро сходился с дамами. Его звали граф Нейперг, и он занял свою нишу в истории. Через несколько месяцев после прибытия в Мантую ему предстояло соблазнить вторую жену Наполеона, двадцатичетырехлетнюю Марию Луизу. Как соблазнитель бывшей императрицы, он пользовался уникальным преимуществом: он лег в постель юной женщины с благословения ее отца.

Четвертым районом боев, который Наполеон практически никак не мог контролировать, был осажденный юго-западный уголок Франции, где Сульт со своим 50-тысячным войском попал в весьма затруднительную ситуацию.

Начиная с июльских сражений в Пиренеях Никола Сульт, сын провинциального нотариуса, когда-то мечтавший стать деревенским пекарем, сделал все, что можно было ожидать от человека, командующего угнетенной, деморализованной армией, которой противостоит тройной союз, возглавляемый вторым в мире полководцем того времени.

Отброшенный от реки Нивель и сейчас сражающийся на французской земле, Сульт укрепил Байонну и временно задержал продвижение Веллингтона на север. Здесь было не так холодно, как в речных долинах Северо-Восточной Франции, но почти так же ветрено и гораздо более дождливо. Пиренейские реки вышли из берегов, а дороги превратились в трясины, непроходимые для воинских колонн и конвоев с припасами. В начале зимы война надолго замерла: Сульт окопался на правом берегу Нивели, а пиренейские ветераны Веллингтона встали лагерем в «тупике», по определению одного союзного офицера — справа была бурная река, слева море, а за спиной Пиренейский хребет. В их руках находился всего один приморский город — Сен-Жан-де-Люз, зато впереди лежала мощная крепость Байонна со стойкими защитниками и значительным гарнизоном.

Стрелок Кинсайд, верный своей натуре, постарался как можно лучше устроиться на время этого затишья, поселившись вместе со своими людьми в местном замке, принадлежавшем семейству д’Аркангю, и помогая своим хозяевам уничтожать запасы кларета в погребе.

Перед Веллингтоном, перешедшим французский рубеж, стояла двоякая проблема. Он должен был так или иначе разбить Сульта и открыть себе путь на обширную французскую равнину. Кроме того, он должен был заслужить расположение местных жителей, чтобы не допустить опасности народного восстания.

Его обширный испанский опыт говорил ему, что армия завоевателей, какой бы сильной и оснащенной она ни была, не может успешно действовать на территории, где каждая женщина, ребенок и старик — потенциальные убийцы, грабители и шпионы. Именно этот фактор в гораздо большей степени, чем все иные, ответствен за поражение французов к западу от Бидассоа; кроме того, на враждебной территории ни одна телега не сможет передвигаться без сильного конвоя. Веллингтон обладал численным превосходством. Со своими испанскими и португальскими союзниками он значительно превосходил своей силой врага, но после долгих размышлений (Веллингтон никогда в своей жизни не действовал под влиянием импульса) он решил отправить большинство испанцев домой, оставив только самых дисциплинированных.

Объясняя, зачем ему понадобилось таким образом сокращать свои боевые силы, он сказал, что его испанские солдаты получают такое ничтожное жалованье и пропитание, что они будут вынуждены грабить, — а ничто скорее не заставит французов начать партизанскую войну. Сам лично он стоял за полное умиротворение. «Я потерял тысячи офицеров и солдат не для того, чтобы грабить французов», — добавлял он и принимал самые жесткие меры, чтобы обеспечить приличное поведение своих людей. «Тупик» круглые сутки патрулировали военные полицейские, и любого мародера, пойманного на месте преступления, тут же вешали. В армии Веллингтона находилось очень много профессиональных воров и контрабандистов, и те, кто грабил Бадахос и Сан-Себастьян, ворчали по поводу этого скорого суда. Один бедняга, которого собирались вешать, протестовал, утверждая, что не может понять, почему ему нельзя грабить во вражеской стране.

Такая политика принесла обильные дивиденды. Баски, конечно, очень удивились, сообразив, что угощают армию дружелюбных иностранцев, которые не только сами кормят себя и уважают частную собственность, но и платят по ценам черного рынка за товары, выставленные в витринах лавок. Как и любой народ, которому на голову сваливаются праздношатающиеся туристы, они постарались воспользоваться возможностью, но некоторые из них, особенно те, кто воевал в рядах Великой армии, медленно оправлялись от своего изумления. Бывший служака, хозяин гостиницы, подав английскому офицеру обед, онемел от изумления, когда клиент попросил счет. Другие привыкали быстрее. Цена на птицу взлетела подобно одной из ракет Конгрива, и Кинсайд так отзывается о лавках в Сен-Жан-де-Люзе: «Они были слишком маленькими, чтобы вместить и товары, и совесть продавцов… Я частенько жалел, что врагам не предоставилась возможность хотя бы несколько минут похозяйничать в их собственных лавках; тогда бы те хоть в какой-то мере были наказаны за свои грехи уже в этом мире». Как можно было ожидать, мирные жители вскоре перестали считать англичан врагами. Британский солдат имеет склонность заводить друзей на оккупированных территориях. В грядущем столетии это не раз случалось в войнах, проходивших что на Ганге, что на Рейне.

Но с Сультом было еще далеко не покончено. Когда Веллингтон, тщательно оценив риск, переправил часть своих уменьшившихся сил на правый берег Нивели, маршал напал, обрушившись всеми своими силами сперва на 30 тысяч солдат Хоупа, зажатых между рекой и морем, а потом, когда эта атака захлебнулась, на 14-тысячное войско генерала Хилла на правобережных высотах над Сен-Пьер-д’Ируб. Хоупу пришлось тяжело. Он сам был дважды ранен и потерял 1700 человек, в том числе, как ни странно, более 500 пленными. Почти никогда не случалось, чтобы столько людей Веллингтона попало в плен в одном сражении. Укрепившись в своем замке, бойцы Легкой бригады без труда отбили атаку. Кинсайд записывает, что один офицер и