Илиада - Гомер

Нестор, наездник геренский, с такой обратился к ним речью:

«Нет ли, друзья, между вами, кто б мог, на свое положившись

Смелое сердце, пробраться тихонько к надменным троянцам,

Чтобы кого из врагов захватить где-нибудь возле стана

Или, быть может, подслушать какой разговор средь троянцев, —

Что замышляют они меж собою: и дальше ль желают

Здесь оставаться, вблизи кораблей, или в город обратно

Думают все возвратиться, уж раз укротили ахейцев?

Если б кто это разведал и к нам невредимым вернулся,

Славу великую он получил бы по всей поднебесной

Между людьми и наградой подарок имел бы прекрасный:

Сколько ни есть над судами у нас тут начальников храбрых,

Каждый из них наградит его черной овцою с сосущим

Малым ягненком; ни с чем не сравнимо такое богатство![59]

Будет на всех он пирах и на празднествах гостем желанным».

Так говорил он. Молчанье глубокое все сохраняли.

Вдруг Диомед между ними промолвил могучеголосый:

«Нестор, меня побуждает мой дух и отважное сердце

В лагерь проникнуть враждебных мужей, находящийся близко.

Если б, однако, со мной и другой кто итти согласился,

Было бы мне веселее и много смелее на сердце.

Ежели двое идут, то придумать старается каждый,

Что для успеха полезней. А что бы один ни придумал,

Мысль его будет короче, и будет решенье слабее».

Так промолвил он. Многим желалось итти с Диомедом:

Два желали Аякса, отважные слуги Ареса,

Вождь желал Мерион, Фрасимед желал очень сильно,

Славный желал Атреид Менелай, знаменитый копейщик;

Также желал Одиссей к неприятелю в лагерь проникнуть,

Смелый: всегда у него на опасности сердце дерзало.

К ним обратился тогда владыка мужей Агамемнон:

«О Тидеид Диомед, мне из всех наиболее милый;

Спутника выбери сам ты, какого себе пожелаешь

И наилучшим какого сочтешь: ведь желающих много.

Но не стесняйся при этом, не сделай, чтоб лучший остался,

Не выбирай, кто слабей, из неловкости, чтоб не обидеть,

Не руководствуйся родом, какой бы он царственный ни был».

Так промолвил. Страшился за русого он Менелая.

Снова тогда Диомед промолвил могучеголосый:

«Раз вы товарища мне самому предлагаете выбрать, —

Как же тогда мне забыть о любимце богов Одиссее?

С жаром за все он берется, и мужествен дух его твердый

Во всевозможных трудах. И любим он Палладой-Афиной.

Если со мной он пойдет, из огня горящего оба

Мы бы могли воротиться назад, до того он находчив!»

Тотчас ответил ему Одиссей, в испытаниях твердый:

«Слишком меня ни хвали, ни хули, Тидеид благородный!

Ты говоришь ведь ахейцам, — они ж хорошо меня знают.

Что же, пойдем! Уж кончается ночь, и заря недалёко,

Звезды продвинулись сильно; дорогу на целых две части

Ночь совершила, одна только третья нам часть остается».

Так говоря, надели оружие грозное оба.

Меч Диомеду двуострый отдал Фрасимед многохрабрый —

Собственный меч Диомед оставил около судна;

Отдал и щит и покрыл его голову кожаным шлемом, —

Шлемом без гребня, без гривы, который зовется «катетикс».

Юноши голову шлемом подобным себе покрывают.

Вождь Мерион же отдал Одиссею и лук, и колчан свой,

Отдал и меч, и покрыл его голову кожаным шлемом;

Крепко внутри он сплетен был из многих ремней, а снаружи

Белые были клыки белозубого вепря нашиты

Густо с обеих сторон, и туда, и сюда простираясь

В стройных, красивых рядах; подкладкой же войлок являлся.

Из Елеона Автолик[60]похитил тот шлем, проломавши

Крепкую стену в жилище Аминтора, сына Ормена;

В Скандию шлем передал киферийцу он Амфидаманту,

Амфидамант подарил его Молу, как милому гостю,

Тот же носить его сыну отдал своему Мериону.

Этим-то шлемом теперь голова Одиссея оделась.

После того как надели оружие грозное оба,

Двинулись оба в дорогу, оставив старейшин на месте.

Доброе знаменье им ниспослала Паллада-Афина, —

Цаплю по правую руку, вблизи от дороги. Средь ночи

Птицы они не видали глазами, но слышали крики.

Ею обрадован был Одиссей и взмолился к Афине:

«Дочь Эгиоха-Кронида, внемли мне! Всегда ты, богиня,

Мне во всех помогаешь трудах; от тебя не скрываю

Я никаких начинаний. Теперь мне твоя благосклонность

Больше нужна, чем обычно. О, дай мне к судам возвратиться,

Дело великое сделав на долгое горе троянцам!»

Начал вторым и Тидид ей молиться могучеголосый:

«Слух преклони и ко мне, необорная дочь Громовержца!

Спутницей будь мне, какою была ты Тидею в то время,

Как от ахейцев пошел мой родитель посланником в Фивы.

Меднодоспешных ахейцев оставивши возле Асопа,

В Фивы с мирными он направлялся речами к кадмейцам,

Но, возвращаясь обратно, ужасные вещи придумал

Вместе с тобою, богиня, с твоей благосклонной подмогой.

Так же и мне помоги, и меня охрани благосклонно.

Широколобую в жертву тебе годовалую телку

Я принесу, под ярмом не бывавшую в жизни ни разу.

Позолотив ей рога, я тебе принесу ее в жертву».

Так говорили, молясь. И вняла им Паллада-Афина.

После того как молитву окончили к дочери Зевса,

Двинулись в путь они оба, как львы, середь сумрака ночи

Полем убийства, по трупам, оружью и лужам кровавым.

Но и троянцам своим не позволил божественный Гектор

Сну предаваться; созвал на собранье он всех наилучших,

Кто выдавался средь граждан как вождь или мудрый советник.

Вместе созвав, предложенье разумное Гектор им сделал:

«Кто б между вас за награду великую мне обещался

Дело одно совершить? А награда достойная будет:

Дам я ему колесницу и пару коней крепконогих, —

Лучших, какие найдутся пред всеми судами ахейцев, —

Если б дерзнул кто-нибудь, получивши и славу при этом,