Белый квадрат. Захват судьбы - Олег Рой

Увы – его меры сработали против него же. Он сильно сопротивлялся, и оттого бросок оказался еще опаснее. Удар был почти таким же сильным, как после знаменитого броска Фудзиюки, но с тою лишь разницей, что Спиридонов был к нему готов. Превозмогая боль в ребрах, спине и голове, он перевернулся на бок, чтобы, оттолкнувшись от татами, вскочить на ноги. Сознание мутилось; с запозданием, но он понял, что может сам оказаться в уммэй-джимэ. И очень удивился, когда понял, что этого не произошло.

Он посмотрел на противника. Таким он Ощепкова еще не видел. Кожа его посерела, глаза словно потухли, губы же, наоборот, потемнели. С ним было что-то не так.

– Вася, что с тобой? – бросился он к Ощепкову. Это могла быть и уловка, его можно сейчас взять врасплох, но он не думал об этом, кожей ощущая: что-то не так. И черт с ним, если это уловка. Пес с ним, если в результате он окажется на татами.

Он едва успел подхватить Васю под руки. Бережно опустил на ковер и заорал не своим голосом:

– Доктора! Что вылупились, как бараны, врача, скорее!!!

1936

У каждого человека есть тайны.

Такие, которыми не поделишься даже с самым близким человеком. Не потому, что не доверяешь ему, а совсем по другим причинам.

Хрупкая девушка, кутаясь в не по росту большую для нее плащ-накидку армейского образца, шла по улице. Был вечер. Бушевала гроза, молнии прорезали ночное небо, гром грохотал над головой, дождь лился с неба тяжелыми холодными каплями.

Девушка шла и едва не теряла от страха сознание. Она страшилась ночной темени, грозы и всполохов молний. Страшилась не просто так. Когда-то вот в такую же темную грозовую ночь в их избу ворвались вооруженные люди – стояла изба на отшибе в селе под Пензой.

Тогда девочке было тринадцать. Она была так напугана, что не понимала, о чем говорят ворвавшиеся к ним люди. Лишь годы спустя, вспоминая ту ночь, она поняла, что то был отряд продразверстки. Дом красивой вдовы сначала не привлекал их внимания. Ну какой у вдовы достаток? Но потом одна добрая душа шепнула, что вдова-то замужем за пусть и небогатым, однако купцом. Комиссар успел хорошенько угоститься у все той же «доброй души», сильно желавшей избежать раскулачивания. Вдову комиссар заприметил днем, прикинул и с «маузером» в руках и двумя такими же веселыми товарищами решил нагрянуть к ней в гости.

Тайник с двумя мешками муки, все их богатство, нашли почти сразу. Сокрытие хлеба – преступление перед советской властью. Но можно все решить полюбовно, намекнул комиссар, прикладываясь к бутылке. Сначала девочка не поняла, почему мать отказалась от такого щедрого предложения. Поняла много позже.

Не могла ее мать переступить память сгинувшего в пламени Империалистической войны мужа. Последние письма от него приходили из крепости Осовец. Потом Осовец пал, и письма приходить перестали. Потом матери сообщили, что он пропал без вести, вероятно, погиб. А она ждала. Ждала и верила.

И не могла уступить пьяному, потерявшему всякое человеческое обличье, вчерашнему оборванцу с пистолетом немецкой системы. Но женщины слабые, во всяком случае, слаба была мать этой девочки.

Они надругались над ней, все втроем, заливая все алкоголем. Похоть переросла в бешенство, и до сих пор, когда на улице гремит гроза, девочка закрывает глаза и видит, что они сделали с ее матерью, сестрами, даже братьями. Что едва не сделали с ней самой.

Она вырвалась, прокусив руку одному из державших ее солдат. Тот от неожиданности неловко извернулся, да так удачно, что пырнул штыком своего напарника в подбородок. Кровь плеснула на лицо девочки, на черные как смола волосы, но она не обращала на это внимания, стремясь вон из ада, бывшего ее домом. Раненый солдат выронил винтовку, от удара она выстрелила. Комиссар с перепугу начал палить по сторонам, но девочка была уже в темных сенях, а через миг – на улице, под колкими струями дождя, стегавшими ее через сорочку…

Волосы, куда брызнула кровь одного из насильников, поседели, и с тех пор девочка прятала седую прядь под волной других, черных. Как она выжила, как не сгинула в безумном мире, она и сама не знала. Но выжила и, добравшись до Москвы, поступила в школу РККМ.

Она хотела найти тех нелюдей, кто сотворил такое с ее семьей, и нашелся человек, кто ей это пообещал. Взамен она должна была помочь ему достичь его целей. Человек этот был слегка безумен и очень жесток, пожалуй, он чем-то напоминал тех зверей, отомстить которым она так мечтала. Но ей было все равно. Если для того, чтобы покарать чудовище, надо заключить сделку с другим, – пусть будет так!

А потом она встретила человека, которого полюбила. Почему так случилось? Почему ее избранником стал этот нелюдимый мужчина вдвое старше ее? Она не знала. Наверное, потому, что он был другой, не такой, как все. Остальные были запятнаны, несли на себе печать зверя, были подобны тем, кто ворвался к ним в дом. Она не могла смотреть на них без отвращения, даже на того, с кем заключила союз. Особенно на него.

А вот тот, кого полюбила ее душа, тот был другим. Казалось, он был соткан из света так же, как другие – из тьмы. Она доверяла ему, рядом с ним она чувствовала невероятный, необъяснимый, ни с чем не сравнимый покой. Даже в грозу.

Она была дочерью своей матери, а потому полюбила со страстью, на какую только была способна. Если бы ему потребовалось, она разрезала бы свою грудь и отдала ему свое сердце. Если бы он пожелал – она голыми руками убила бы его врагов.

Ведь первое, чему научилась девочка, – это убивать. С ней всегда был «маузер», то самое оружие дьявола, и она отлично владела им. Она еще в ту грозовую ночь поняла, что это такое – оружие, и при первой возможности, скитаясь от деревни к деревне и от села к селу, сумела стащить «маузер» у пьяного продотрядовца.

Полуголодные старушки и дрожащие от страха монашенки делились скудным своим пропитанием с угрюмым грязным ребенком, одетым в какое-то рубище, и не знали, что это дитя ворует патроны, чтобы учиться стрелять. «Маузер» был очень тяжелым, и сначала она не могла удержать его и перед выстрелом опирала на поваленное дерево; потом, со временем, стала держать, сначала двумя руками, затем и одной. Она сама изготавливала себе мишени, вспоминая, как мать делала пугало, чтобы вороны не склевали скудный их урожай. Отдача больно била ей в руку, так что порой она не могла потом согнуть пальцы. Сколько раз она после выстрела мимо роняла оружие! Но продолжала тренироваться, когда удавалось добыть патроны. Как-то ей повезло, и она через дыру в стене вытащила целый ящик с обоймами для оружия дьявола. Ящик был не просто тяжел, он был неподъемен, однако чудом она сумела его дотащить до своего логова (жила она в овраге у кладбища, выходя лишь по ночам или тогда, когда от голода совсем было невмоготу). После этого ее учеба пошла веселее, благо на выстрелы никто не обращал внимания. На окраине Перми в те годы стреляли часто.