Тайны древних бриттов - Льюис Спенс

Все это лишь грубые наметки нашей британской мистической системы, к каковым относится и концепция земли как «бардовского бычьего загона». Ученые жрецы тайной традиции друидизма к XII веку, несомненно, поднялись много выше таких примитивных представлений и пришли к заключению, что вся мистическая топография их предшественников имеет смысл лишь в аллегорическом аспекте. Все эти сферы, скорее, стали обозначать состояния души, психологические планы, чем точно определенные космографические области. Если представить эту космогонию коротко, то все выглядело так, что жизнь начинает развиваться из низших форм на плане Аннуна — великого котла, или бездны стихийных сил, — и потом материализуется на земном плане Абреда, сферы испытаний и эксперимента. На этом плане разыгрывалась вся драма материальной эволюции: от животной к человеческой форме. Если эволюция считалась успешной, то душа переходила в Гвинуид — сферу сознательного, высокоразвитого духа.

Схема, лежащая в основе всей этой концепции, достаточно очевидна. Аннун — это сфера, в которой хранится и создается сырой материал души, или сила души, в Абреде происходит ее физическое оформление, на этой стадии она, в результате довольного грубого выковывания, обретает форму, а Гвинуид — это план, на котором она достигает совершенства. Таким образом, видно, что первые две сферы не являются предельными, они лишь способствуют достижению последней. Друидическая философия не считала, что человек — венец творения, но рассматривала его лишь как фазу в процессе духовного созидания и совершенствования. Целью Творца было оформить и облагородить дух человека в ходе различных тяжелых испытаний. Это был процесс духовного совершенствования, осуществлявшийся в руках умелого и знающего художника-создателя, человек мог поспособствовать этому, приобретая тайные знания.

Из сказанного выше видно, что все значение инициационных церемоний наших британских предков должно было заключаться в попытке помочь душе пройти через родовые муки на земном плане Абреда и вырваться в Гвинуид. Также очевидно, что необходимо было подготовить человеческий дух к прохождению в Гвинуид еще во время жизни; и из того, что мы знаем о друидическом курсе обучения, который часто растягивался на двадцать лет, можно заключить, что эта инициация зачастую могла происходить на довольно позднем сроке жизни. И действительно, точно так же, как барду не дозволялся вход в высшие круги общества, пока у него «не отрастала длинная борода» — и религиозная инициация, по всей вероятности, не осуществлялась до тех пор, пока человек не достигал достаточно зрелого возраста. Инициационная церемония, по сути, обозначала конец длинного духовного пути обучения и медитации, который подготавливал неофита к высшей жизни в духе.

Как мы уже видели, аллегория схождения в Аннун разыгрывалась во время празднования малых мистерий, и можно предположить, хотя у нас нет этому доказательств, что высшие мистерии открывали адепту духовные врата Гвинуида. Мы должны иметь в виду, что котел вдохновения хоть и находился в Аннуне, содержал три капли, которые достались от творящего божества; позднее, благодаря искусной жреческой интерпретации мифа, эти капли были определены как три золотых яблока и три священных быка. Эти капли содержали логос, или Слово бога, позднее преобразованное христианской системой символики в сакраментальные яства Грааля. Именно мистическое влияние этой божественной эссенции, принимаемой во время ритуала инициации, делало инициата свободным в передвижении по сферам.

Я полагаю, что эти капли символизировались ягодой омелы, которая считалась эссенцией не только материальной, а в основном и духовной жизни. Однажды они упали из сферы Сеуганта и затем попали в Аннун, котел энергии души, — и лишь там их можно было добыть. Извлеченные оттуда, они становились явным мистическим средством соединения с Творцом, поскольку отведать его сущности означало оказаться в его свите. Это акт причастия в иной форме, в основе здесь лежит идея, что если отведать тела бога, то обретешь с ним духовное единство.

Конечно, очевидно, что было много путаницы с различными планами валлийской мистической системы. К примеру, в некоторых источниках Аннун называется ужасной бездной, родом Шеола, в других — это просто место, порождающее жизнь, в третьих — некая тусклая территория, не сильно отличающаяся от этого мира, а порой — что-то вроде Аваллона. Различные представления и определения этого места, конечно, обусловлены различными периодами, на которые они приходятся. И, наконец, Аннун предстает обиталищем фольклорных эльфов. Но его подлинная сущность — это род духовного горнила, некая матка душ, и все легенды, окутавшие его, по сути, являются приращениями к этому первоначальному представлению. Аннун — это котел самой Керридвен. Одним словом, это сама Керридвен, великая многородная мать природы.

В этот котел, или матку, падают три оплодотворяющие капли Сели — мужского аналога Керридвен. Теперь, я полагаю, даже человеку, знающему мифологию на уровне подмастерья, подлинная природа мифа должна сталь совершенно ясной. Это еще один миф о Небе-Отце и Земле-Матери, тот же самый миф, который мы обнаруживаем в древнеегипетской, как и во многих других мистических системах. Это, по сути, тот же самый миф о сотворении мира. Во многих космологиях Земля образуется из останков некоего великана или чудовища, в других — это просто результат «расширения» божественной силы. В третьих Земля восстает из первобытной бездны. Креационистская космология друидов наиболее точно напоминает космогонию индусов, представленную в Ригведе: там карма, первичный зачаток сознания, мост между бытием и небытием, перекидывает свой зажигательный луч через мрачную вселенскую пустоту, и его энергия, или желание, начинает воздействовать на хаотическое вещество. Индийские брамины очень быстро разукрасили эту простую историю, оплетя ее всевозможными теориями и рассуждениями, — точно так же сделали и друиды со своим собственным мифом. Возможно, лучшим доводом, доказывающим, что друиды ничем не обязаны египетским или индийским источникам, является то, что мы находим практически такую же историю в японских «Нихонги»[48]: там изначально присутствует яйцо хаоса, из его прозрачной части появилось небо, а из желтка (скорлупы?) появилась Земля, между Небом и Землей возникло нечто вроде ростка тростника, и так началась жизнь. Мы обнаруживаем подобные представления среди некоторых американских племен, в Перу, среди индейцев зуни и во многих других этнических группах, что убедительно доказывает, что подобный тип креационистского мифа исключительно популярен. Весьма опасно произвольно постулировать наличие взаимных связей и заимствований в древних мифологических системах. Есть вероятность того, что они возникли из очень удаленного от нас по времени единого источника. Как я уже указывал, мы обнаруживаем, что идея первобытной бездны является общей для Египта, Вавилона, Индии, Скандинавии, кельтов и некоторых индейских племен Северной Америки; представление о создании жизни или материи в результате произнесения некоего слова или проливания оплодотворяющей субстанции распространено среди египтян, евреев, кельтов и центрально-американских народов. Но всегда есть определенное отличие, и кельтский миф имеет в своих чертах явную индивидуальность, в его позднейших версиях присутствуют оригинальные разработки, которых мы не находим более нигде.