Морской Ястреб - Рафаэль Сабатини

— Ты несправедлив ко мне. — Фензиле притворилась обиженной. — Я всегда была твоим другом. Я… — Она вдруг замолчала и прислушалась.

Тишину ночи нарушили крики, доносившиеся со стороны Баб аль-Оуба. Фензиле стремительно подбежала к парапету, откуда были видны ворота, и перегнулась через него.

— Смотри! Смотри! — крикнула она дрожащим от страха голосом. — Это он, Асад ад-Дин.

Сакр аль-Бар шагнул к парапету и в ярком свете факелов увидел вооружённый отряд, входивший через сводчатые ворота во двор.

— Похоже, на сей раз ты против своего обыкновения сказала правду, о Фензиле.

Они стояли совсем рядом, и корсару показалось, что глаза Фензиле злобно сверкнули под чадрой.

— Сейчас у тебя не останется ни малейшего сомнения в этом, — холодно заметила она. И тут же поспешно спросила: — Но что будет со мной? Паша не должен застать меня здесь. Он меня убьёт.

— Несомненно, — согласился Сакр аль-Бар. — Но кто узнает тебя в таком виде? Уходи, пока он не поднялся сюда. Спрячься во дворе и дождись, пока он пройдёт. Ты пришла одна?

— Неужели я стала бы сообщать хоть одной живой душе, что отправляюсь к тебе? — ответила она, приведя корсара в восхищение силой своего сицилийского характера, который не сломили долгие годы, проведённые в гареме паши.

Она стремительно направилась к двери, но задержалась у самого порога.

— Так ты не уступишь её? Ты не?..

— Будь спокойна, — твёрдо ответил корсар, и удовлетворённая Фензиле скрылась.

Сакр аль-Бар стоял, погружённый в невесёлые мысли. Он вновь взвешивал каждое слово Фензиле и думал, как отказать паше, если цель его прихода действительно состоит в том, о чём предупредила сицилийка.

Сакр аль-Бар молча ждал, когда Али или кто-нибудь другой принесёт ему приказ предстать перед пашой. Однако едва Али успел доложить о приходе Асада, как тот сразу же появился на террасе. Горя нетерпением, он потребовал немедленно проводить себя к Сакр аль-Бару.

— Мир Пророка да пребудет с тобой, о сын мой! — приветствовал паша своего любимца.

— Да пребудет он и с тобой, о господин мой. — Корсар склонился в поклоне. — Какая честь дому моему!

И он жестом приказал Али уйти.

— Я пришёл к тебе как проситель, — сказал Асад, подходя ближе.

— Проситель? Ты? Это лишнее, господин мой. Разве мои желания — не эхо твоих желаний?

Паша жадно оглядывался по сторонам, и, когда увидел Розамунду, в его глазах зажёгся огонь.

— Словно влюблённый юнец, я поспешил к тебе, сгорая нетерпением увидеть ту, кого ищу, — франкскую жемчужину, пленницу с лицом пери[32], привезённую тобой из последнего набега. Когда эта свинья Тсамани вернулся с базара, меня не было в Касбе. Узнав, что он не исполнил мой приказ и не купил её, я едва не зарыдал от горя. Сперва я боялся, что девушку купил и увёз какой-нибудь купец из Суса, но, узнав, что — хвала Аллаху! — она у тебя, я успокоился. Ведь ты, сын мой, уступишь её мне.

В голосе паши звучала уверенность, и Оливер не сразу подыскал слова, чтобы рассеять иллюзии Асада. Несколько мгновений он стоял в нерешительности.

— Я вознагражу тебя за потерю, — поспешно добавил Асад. — Ты получишь свои тысячу шестьсот филипиков и ещё пятьсот в придачу. Скажи, что ты согласен. Видишь, я горю от нетерпения.

Сакр аль-Бар мрачно улыбнулся.

— Когда речь идёт об этой женщине, господин мой, подобное нетерпение мне знакомо, — не спеша ответил он. — Пять долгих лет оно сжигало меня. Чтобы унять огонь, я отправился на захваченном мной испанском судне в далёкое и опасное путешествие в Англию. Ты не знал об этом, о Асад, иначе бы ты не…

— Ну, — прервал его Асад. — Ты — прирождённый торгаш, Сакр аль-Бар. В хитроумии тебе нет равных. Хорошо, называй свою цену, наживайся на моём нетерпении, и покончим с этим.

— Господин мой, — спокойно возразил корсар, — здесь дело не в наживе. Моя пленница не продаётся.

Паша прищурился и молча взглянул на Сакр аль-Бара. На его лице проступила краска гнева.

— Не… не продаётся? — слегка запинаясь от изумления, проговорил он.

— Нет. Даже если бы ты предложил за неё все свои владения, — прозвучал торжественный ответ. — Проси всё, чего пожелаешь, только не её. — Голос корсара стал мягче, и в нём зазвучала мольба. — Я всё с радостью положу к твоим ногам в доказательство моей преданности и любви к тебе.

— Но мне ничего другого не надо, — раздражённо ответил Асад. — Мне нужна только она.

— В таком случае, — сказал Оливер, — я взываю к твоему милосердию и умоляю тебя обратить взор в другую сторону.

Асад нахмурился.

— Ты мне отказываешь? — гневно спросил он.

— Увы, — ответил Сакр аль-Бар.

Наступило молчание. Лицо Асада становилось всё более грозным, в глазах, обращённых на корсара, вспыхивали свирепые огоньки.

— Понятно, — наконец произнёс он.

Резкий контраст между спокойным тоном и разъярённым видом паши не предвещал ничего хорошего.

— Понятно. Кажется, Фензиле была права более, чем я думал. Ну что ж! — Он помолчал, исподлобья глядя на Оливера. — Вспомни, Сакр аль-Бар, — голос паши дрожал от сдерживаемого гнева, — вспомни, кто ты, кем я тебя сделал. Вспомни о благодеяниях, которыми осыпала тебя эта рука. Ты — самый близкий мне человек, мой кайя, а со временем можешь достичь ещё большего. Кроме меня, в Алжире нет никого выше тебя. Так неужели ты настолько неблагодарен, что откажешь мне в первой и единственной моей просьбе? Воистину, справедливо начертано: «Неблагодарен человек!»

— Если бы ты знал, — начал Сакр аль-Бар, — что значит для меня эта женщина…

— Не знаю и не желаю знать, — прервал его Асад. — Чем бы она ни была для тебя, всё это ничто в сравнении с моей волей.

Вдруг он смирил свой гнев и положил руку на могучее плечо Сакр аль-Бара.

— Послушай, сын мой, из любви к тебе я буду великодушен и забуду о твоём отказе.

— Будь великодушен, о господин мой, и забудь о своей просьбе.

— Ты по-прежнему отказываешь мне? — Смягчившийся было голос паши вновь звучал резко и грозно. — Как я извлёк тебя из грязи, так одним словом могу вновь ввергнуть в неё. Как разбил цепи, которыми ты был прикован к веслу, так снова могу заковать тебя в них.

— Я знаю, что всё в твоей власти, — согласился Сакр аль-Бар. — Но если я не уступаю ту, что вдвойне принадлежит мне — по праву пленения и по праву покупки, — ты можешь судить, как вески на то причины. Будь же милостив, Асад…