Лето злых духов Убумэ - Нацухико Кёгоку

Детектив заговорил:

– Так ты считаешь, что Макио-кун жив?

– Разумеется! Поэтому я прошу вас, найдите его как можно скорее! Поставьте точку в этом отвратительном преступлении! – Неожиданно лицо Найто приобрело скорбное выражение, а в его голосе зазвучала мольба. Мне показалось, что лишь в этих его словах отразились его истинные мысли.

– Эти… отвратительные эксперименты над человеком, о которых вы говорили, Найто-сан, что это конкретно были за эксперименты? Вам известно, что за исследования проводил Макио-сан? – спросила Ацуко.

Судя по всему, Найто удалось немного успокоиться, и он снова сел на кровать. Однако его взгляд продолжал лихорадочно блуждать, пока наконец не остановился на Энокидзу. В глазах Найто был страх, как будто он увидел нечто ужасное.

– П‐подробностей я не знаю. Однако этот человек, вероятно, пытался создать гомункулуса.

– Гомункулуса? Что это?

На вопрос Энокидзу ответил я:

– Это искусственный человек, результат алхимической работы. В стеклянном сосуде смешиваются различные элементы, чтобы создать жизнь. Но это…

«Это не наука. Это магия».

Найто подхватил мое объяснение:

– Я немного слышал об этом от самого молодого доктора. Однажды он спросил меня: «Ты смог бы полюбить ребенка, рожденного не от естественной связи мужчины и женщины?» Если вы сомневаетесь в моих словах, то осмотрите его лабораторию. Он оставил там все свои записи о результатах, и с тех пор они лежат нетронутые.

Если это было правдой, то это просто ужасно. Я не хотел даже представлять моего друга, который исступленно трудился ночь за ночью, создавая в своей лаборатории искусственного человека, как какой-нибудь средневековый европейский чародей.

– Он еще кое-что сказал. Что ему действительно удалось создать такого ребенка, «зачаток искусственного младенца», но главной проблемой оставалось помещение его в материнский организм, чтобы он смог нормально развиться…

– Так, значит, ребенок, которого носит Кёко-сан…

– Несомненно, это не его ребенок. Да и как могло быть иначе? Эти двое ведь ни разу не вступали в супружеские отношения.

– Найто! Достаточно строить предположения о вещах, о которых ты не знаешь! – яростно крикнула Рёко Куондзи. Все это время она хранила молчание, но теперь ее терпение, похоже, достигло предела. Посередине ее мертвенно-бледного лба просвечивала вена.

– Но это правда. Я узнал об этом напрямую от Кёко-сан. Вы можете сами ее спросить.

– Разве можно задавать подобные безнравственные вопросы? Какое бесстыдство!

– Гм, что в этом такого безнравственного? Для нее это очень серьезный вопрос. Однако, наверное, о подобных вещах невозможно говорить с собственной семьей… Кёко-сан никогда не была бесстыдным человеком, поэтому она не могла позволить себе пожаловаться своим родителям на то, что муж не приходит в ее спальню и не исполняет свои супружеские обязанности. Тем более она не могла открыться кому-то настолько близкому, как ее старшая сестра. Но я – посторонний человек. И во всем этом доме я был единственным, с кем она могла поговорить. Она страдала и отчаянно нуждалась в ком-то, кому могла бы довериться. Строгая мать, рациональный отец, у которого на все найдутся логические аргументы, и вы…

– Достаточно. Я прошу тебя, прекрати. – Рёко Куондзи трясло. Судя по всему, за словами Найто скрывались какие-то намеки. Испытывая к ней жалость, я хотел что-нибудь сказать, чтобы разрядить ситуацию, но мне ничего не приходило в голову.

Первым заговорил Энокидзу:

– Так, значит, ребенок все-таки твой…

Все хранили молчание.

– Эт-то нелепо! Что вы вообще такое говорите?!

– Я ошибаюсь? – спросил Энокидзу, невозмутимый до равнодушия.

Найто застыл. Рёко Куондзи не отрываясь смотрела на его профиль.

– Действительно, именно об этом повсюду шепчутся в сплетнях. Я верю моей сестре – но, если ты правда ни в чем не виновен, пожалуйста, скажи это сейчас ясно. – На этот раз вопросы задавала Рёко Куондзи.

– Все это… все это беспочвенные и бездоказательные слухи! Госпожа, прежде всего это неуважение к вашей младшей сестре. Я невиновен. И к тому же… – Взгляд Найто беспрестанно блуждал, лоб блестел от выступивших капель пота. – Если это было действительно так… – Он беспокойно взглянул сначала на Энокидзу, затем на Рёко, опустил глаза и проговорил: – Если… если это так… если этот ребенок действительно мой, то почему он не может родиться обычным образом?!

Поведение Найто было определенно странным. У меня возникло ощущение, что он хотел бы, чтобы это был его ребенок.

– Пусть это мой незаконный ребенок, – продолжил он, – в случае обыкновенной беременности младенец рождается, когда его матери приходит срок рожать. Если б только обвинение меня в том, что я был ее любовником, и мое бесчестие могли дать внятное объяснение сложившемуся положению дел… но ведь совершенно очевидно, что так просто эту ситуацию объяснить невозможно! Если у вас есть свободное время подозревать меня и ее в прелюбодеянии, то почему бы вам не потратить его на поиски этого человека, чтобы положить конец этому ужасающему преступлению? Проявите сострадание к ней… к Кёко-сан!

Плотина его молчания словно прорвалась, и, выпалив все на одном дыхании, он медленно поднял глаза.

– Судя по тому, как ты говоришь, Найто, ты признаешь эту связь, – тихо произнесла Рёко, глядя на что-то вдалеке за окном.

– Думайте, что вам угодно. – На лицо Найто вновь возвратилась его дерзкая улыбка.

Неловкое молчание нарушила Ацуко Тюдзэндзи:

– Ранее вы упомянули, что Макио-сан оставил все записи о своих исследованиях. Почему вы не изучили их, Найто-сан? Возможно, удалось бы найти какой-нибудь способ лечения…

Я размышлял о том же самом. Это была клиника, и, даже если у него не было лицензии, Найто был врачом. Если все данные исследований остались, то, изучив их, наверняка можно было что-нибудь придумать.

– Да, это так. – Найто повернулся, пристально посмотрел на Ацуко, и его голос повысился почти что до крика: – Я ничего в них не понимаю! Не могу понять! Я, как вам известно, трижды провалил государственные экзамены и не могу называться врачом. За прошедший год я множество раз пытался читать его тетради. Их целых пятьдесят штук. Я прочитал треть из них, прежде чем мне пришлось признать, что я ничего в них не понимаю, и сдаться. Он, должно быть, это предвидел. Почему бы еще он мог оставить все результаты своей работы, когда сбежал? Просто бросил свои тетради с записями в высокомерной уверенности, что у такой бездарности, как я, нет никакой надежды на то, чтобы их расшифровать…

Что-то в его собственных словах раздражало Найто, потому что постепенно он приходил все в большее возбуждение и в конце концов подошел к Ацуко Тюдзэндзи, глядя на нее с вызовом.