Сердечная терапия - Мила Иванцова

Может, именно благодаря этой вымышленной Соне я иначе увидел нашу с тобой жизнь. И теперь я совсем не уверен, что человек, который любит, все-таки может пробудить в другом чувство, которого никогда не было.

Я прошу прощения за причиненную тебе боль и даю тебе в дальнейшем полную свободу действий. Ты и сама не была счастливой. Ведь ты провела столько лет рядом не со своим мужчиной. Правда, я так и не понял зачем.

Антонина сидела перед компьютером и в который раз пробегала глазами это небольшое письмо от уже неживого Игоря. Прокручивала его текст на экране, прокручивала в голове события последних месяцев от того момента, когда узнала о Соне…

– Так не бывает, зачем ты так… – прошептала она, и первые за сегодняшний день слезы покатились по ее щекам.

Снова заиграла мелодия мобильного. Антонина ответила, не глядя на экран.

– Антонина… Это я, Александра. Я очень вам сочувствую… Вадим беспокоится – может, вам лучше не оставаться одной? Мы можем приехать. Или он один. Как скажете. Он на работе, но скоро вернется. Я помогу, сделаю все, что потребуется. Держитесь. Я тоже вдова, я вас понимаю…

«Понимает она… – подумала Антонина и вздохнула. – Если б я сама себя понимала…»

Антонина еще раз взглянула на экран компьютера, потом вокруг себя и представила, что через несколько часов погаснет короткий январский день, и она окажется наедине с ночью.

– Приезжайте. Приезжайте вдвоем. Спасибо.

Вчера было Рождество.

Началось с волнений и предчувствий.

Продолжилось вместо кофе супом мисо и ростками надежды.

Закончилось внезапной непоправимой утратой.

Слезами, которые прорвали плотину.

Самоедством и угрызениями совести.

Она, Александра и Вадим, которого Яна видела впервые, провели вместе несколько страшных часов в больнице, где уже никто ничего не мог изменить. И, видимо, не она, а сын Игоря больше тогда нуждался в поддержке и понимании, хотя всем им было тяжело… Еще Антонина куда-то исчезла и не отвечала на телефонные звонки ни домой, ни на мобильный. Яна не знала, как восприняла бы появление в больнице жены Игоря, но ее присутствие там было бы естественным, ведь они – семья. Были семьей… Но Антонину так и не нашли, и уже после полуночи Вадим с Александрой отправились на машине домой, а Яна отказалась от предложения подвезти и шла несколько кварталов пешком с пустой головой и опустошенной душой, разглядывая снег под ногами.

Дома она разделась и выпила две рюмки коньяка. Не закусывая. Забралась под одеяло и провалилась в сон.

Наутро она не знала, как жить дальше вообще и в ближайшие дни в частности, не знала, сможет ли после этой истории снова выслушивать исповеди чужих людей и «выравнивать» чье-то состояние, ослаблять беспокойство и отчаяние… Но она точно знала, куда должна пойти сегодня.

В будний день, в утренние часы морозного дня человек, который первым покупает входной билет в Софийский собор и спешит зайти внутрь, пожалуй, выглядит несколько странно. Но собор, которому уже почти тысяча лет, видел столько всего, что оставался равнодушным к таким странностям.

Яна прошла по металлическим плитам к иконостасу, посмотрела вверх, на мозаичную Марию Оранту с поднятыми руками.

Смотрела на нее молча. Не молилась. Не плакала. Не жаловалась.

На золотом мозаичном фоне сферической стены – перекинутая через грудь золотисто-фиолетовая накидка, покрывавшая голову и плечи Марии. Драпировки синих одежд. Ее тонкие пальцы… Узкий красный пояс и белый платок с вышивкой красным, заткнутый за него.

«Зачем ей этот платочек? – вдруг подумала Яна. – Его видно, пожалуй, только когда Мария поднимает руки…»

Она впервые так внимательно смотрела не в глаза женщины на огромной мозаике, а на этот белый лоскуток, выделявшийся на фоне темных одежд.

«Оберег! – вдруг догадалась она. – Вышитый зашифрованный оберег!»

Ей не хватало воздуха в огромном пустом храме. Яна двинулась влево, по тому же маршруту, которым они не так давно проходили здесь с Игорем. Коснулась рукой мраморного саркофага Ярослава Мудрого, от которого профессор, как он шутливо сказал, хотел набраться мудрости. Вышла из собора наружу. Вдохнула морозный воздух, подняла взгляд на серое небо. Обошла здание собора и остановилась у неоштукатуренной части стены. Положила обе ладони на старинные камни и закрыла глаза.

Сколько она так простояла – не знала. Никто ее не беспокоил, пока мелодия мобильного не выдернула ее обратно в настоящее.

– Добрый день! – прозвучал в трубке усталый женский голос. – Вы Яна? Мне дала ваш номер одна знакомая… Она сказала, что к вам можно прийти… Поговорить… У меня… у меня проблемы… Если бы вы сказали, когда вам удобно и где…

Яна молчала в нерешительности, граничившей с отчаянием. Что могла она сегодня сказать чужой женщине, которая надеялась на ее помощь? Что сейчас и сама подкошена, обессилена и предпочла бы выговориться и выреветься кому-то в плечо? Что вот почти с такого же звонка началась история, в которую она вмешалась и которая так горько закончилась? Что теперь она вообще боится этих чужих историй и себя в них, что чувствует себя виноватой, почти преступницей? Ну как теперь к ней можно идти за помощью?

– Яна? Вы слышите меня? Так куда мне прийти?

– Я… Я не знаю, смогу ли… Я не…

– Прошу! Прошу, выслушайте меня, иначе… Иначе я просто не знаю, что может случиться, – тихо сказал в трубку чужой женский голос.

– Хорошо. Приходите сегодня в пять. – Яна вздохнула и назвала адрес детсада.

Невысокая молодая женщина в черной трикотажной шапочке, в серой короткой шубке и джинсах, заправленных в смешные мохнатые сапоги, оглянулась на стену из старинного кирпича и камня, еще раз коснулась ее рукой, провела ладонью по лицу и медленно пошла к колокольне, ворота под которой выводили в суетливый город и в жизнь, которой женщина должна была жить дальше.

– Скажите, что такое счастье? По вашему мнению, конечно? Что вы понимаете под словом «счастье»?

– Счастье – это быть молодым.

– Счастье – это когда все живы и здоровы, а еще – способны друг друга понять.

– Слово «счастье» имеет в своем корне морфему «час». СЧАСТЬЕ не является константой, это эфемерное, временное состояние. Это состояние дается нам извне или достигается нами только на какой-то период, на время, на определенную долю нашей жизни. И, говоря, что какой-то человек счастлив, мы должны сознавать, что счастлив он в сей момент или в период, о котором идет речь! Счастье – это эпизодическое ощущение невероятной радости, гармонии, удовольствия. Но – только в определенный период человеческого бытия.

– Когда я счастлив, у меня душа улыбается. И, наверное, это отражается на лице.