Все, что вы скажете - Джиллиан Макаллистер

Мы спускаемся по ступенькам, и в это время выглядывает соседка. Я рада видеть Эдит. Несколько раз вспоминала ее, решив, что скорее всего больше ее не увижу. Но вот она – старушка ста четырех лет. Машет мне, как будто ничего не произошло.

Рубен смотрит на меня.

– Собаки умерли, – говорит он, и я чувствую, что меня будто ударили в живот.

Квартира безупречна, это первое, что я замечаю. Не знаю, как он сам платил арендную плату. Конечно, не знаю – эти повседневные тонкости на встречах в тюрьме не обсуждают.

Диван другой, черный кожаный. Мне не нравятся кожаные диваны: к ним прилипаешь, зимой они холодные, а летом скользкие. Он не рассказывал мне о новой мебели. Интересно, почему? Диван выглядит очень по-мужски и явно доминирует в интерьере гостиной.

Я пока еще не освоилась в этой комнате.

Рядом со шкафом наша доска. Мы посмотрели половину списка фильмов. Список на месте. Подхожу и дотрагиваюсь до мела кончиком пальца. Надписи размытые, как будто у меня двоится в глазах. Должно быть, Рубен регулярно подновлял стирающиеся надписи.

– Ого.

Муж кивает:

– Я подумал, что, возможно, ты захочешь продолжить. Я не посмотрел ни одного из них.

Вглядываюсь в лицо Рубена. Я не могла как следует рассмотреть его в комнате для посетителей. В свете ламп каждый выглядел странно, глаза постоянно оказывались в тени. Но в любом случае, он непохож на самого себя. Одет более продуманно, нежели раньше, и его жесты демонстрируют закрытость. Интересно, чем он занимался. Он ничего не рассказывал, только «да как обычно», сопровождавшееся взмахом руки. Полагаю, не хотел сваливать на меня свои проблемы. Виделся ли он с друзьями? Чувствовал ли себя одиноким?

Сейчас самое подходящее время, чтобы начать говорить. Консультант советовал сделать это как можно быстрее.

– Значит, вот так ты жил… – говорю я, отворачиваясь от доски, случайно стерев хвостик буквы р у «Крестного отца».

– Да, – говорит Рубен, немного застенчиво разводя руками.

– Будет сложно сразу встроиться обратно, – говорю я с небольшим смешком.

Открываю шкафчик, где раньше стояли чашки, а там оказываются тарелки. А еще нигде нет чайника. Нет его и на столе. Кухня фантастически чистая, гораздо чище, чем когда мы жили вместе. Ни одной лишней вещи, все вычищено до блеска.

– А где чайник? – спрашиваю я, не подумав.

– А! – говорит Рубен и, к моему удивлению, вытаскивает его из одного из шкафчиков. – Я купил беспроводной, от него меньше беспорядка, – говорит он, набирая воду в раковине.

– Разве это не навредит шкафу, что ты ставишь внутрь горячий чайник? – спрашиваю я вместо того, чтобы задать действительно важные вопросы.

Рубен останавливается и смотрит на меня.

– Нет, все нормально, – говорит он сухо, как будто он хозяин жилища, а я квартиросъемщик.

Я все еще смотрю на шкаф. Черт возьми, каждый раз убирать чайник внутрь! Вот что происходит, когда такой педант два года живет сам по себе.

– Мы ведь не собираемся и вправду пересматривать величайшие фильмы всех времен?

Муж оборачивается ко мне, удивленный. Возможно, мой тон оказался слишком резким.

– А почему нет?

Я же думаю о том, что говорит Алан: «А всегда ли Рубен прав? И вообще кто-либо? По вашим рассказам он кажется немного незрелым; будто видит только черное и белое? И Лора тоже…»

Выхожу из гостиной и иду в нашу спальню. Кровать прежняя, и то же самое одеяло в бело-голубую клетку.

В спальня тоже полный порядок. Такая чистота, что, когда я выглядываю в заброшенный сад и провожу пальцем по подоконнику, на нем не остается ни следа пыли. И я снова чувствую какое-то недоумение. Мне должно быть приятно, что у меня есть спальня, личное пространство, свобода, в моей руке снова смартфон, в соседней комнате со спальней душ. Но ничего подобного. Я могу делать все, что захочу. Могу пойти в паб, или в кино, или куда угодно. Но я не делаю этого. Вместо этого грущу по своей камере, даже с учетом того, что я забиралась на койку с помощью стула. Я несвободна, в моем желудке поселился клубок со змеями, они не кусаются, просто хотят, чтобы я знала, что они там есть. И мне становится любопытно. Точнее, у меня возникают подозрения относительно самой себя.

Наконец этот ночной кошмар закончился. Закончился, но он всегда будет существовать, где-то на заднем плане, в памяти. И опять же, я не чувствую себя свободной и счастливой. Я… Что вообще я чувствую? Тоску? Может быть, мне станет лучше, когда закончится условный срок.

– Пятница, – говорит Рубен, заходя в спальню. – Сегодня вечер пятницы.

Вечер пятницы всегда был вечером кино и гулянок. Но в частной женской тюрьме пятницы были единственным днем, когда визиты были запрещены. Прошло девяносто три пятницы, и я ненавижу их, содрогаюсь при одном воспоминании.

– Разве? – говорю и надеюсь, что звучу убедительно.

Невозможно понять, сколько прошло времени, если не обращать внимания на дни недели и смену сезонов. Нам были разрешены прогулки во дворе по часу в день, но невозможно по-настоящему чувствовать погоду без размеренности повседневной жизни. Что значат голубое небо или дождь, высокая или низкая температура без других атрибутов этих сезонов? Первый выезд на барбекю; коллеги, ругающиеся на снег в конце марта; пустые дороги во время школьных каникул. Тюремные времена года были лишены контекста.

Рубен выходит из спальни, а я достаю телефон. Все мои контакты на месте, так что я нахожу имя Уилфа и нажимаю на вызов.

Он ответил после первого же гудка. Я улыбаюсь. Это было совершенно на него не похоже.

– О, Джоанна Олива – свободная женщина? – спрашивает брат.

– Да, – говорю я, и в разговоре с ним мой голос звучит как-то иначе. Он словно наполнен легкостью.

Уилф навещал меня в обед по вторникам и четвергам. За хорошее поведение мне разрешили принимать столько посетителей, сколько я хотела. Чаще него приходил только Рубен. И именно визитов брата я ждала больше всего, особенно ближе к концу срока.

– Ну и как оно?

Я сажусь на кровать. Новый матрас? Так мягко пружинит. Хотя нет, это просто я привыкла к более жесткому тюремному ложу. Не могу представить, как это – когда тяжелое пуховое одеяло касается моей кожи. Снова встаю.

– Странно, – отвечаю я, – неописуемо и необычно.

– Могу представить.

Во время его визитов мы говорили обо всем. Обсуждали маму и папу. Смеялись, что я всегда находила, где прятался Уилф, потому что отлично знала все его привычки. Мы вспоминали нашу первую поездку за границу, и как мы закрывали глаза во время взлета, представляя, что летим сквозь облака, как птицы. Уилф как-то рассказал мне, что однажды три дня спал без одеяла, после того как увидел в фильме, что Мэри Поппинс брала Джейн к себе в кровать, и он хотел, чтобы мама поступила так же. Но мама никогда так не делала, добавил он иронично.