Все, что вы скажете - Джиллиан Макаллистер

Обсуждали, что я буду делать, когда все закончится.

«Ты отлично ладишь с людьми. Займись чем-нибудь, связанным с человеческим общением. Ты их понимаешь». Мне показалось, что впервые в жизни я увидела зависть в его взгляде.

В один из вторников, где-то через полтора года от начала срока, он показался мне совсем другим. Лицо у него было все то же, и темная борода, и целеустремленная походка. Но что-то было по-другому. Его губы изгибались в сдержанной улыбке, которую я часто видела на лице Рубена, когда на скучных вечеринках писала ему сообщения с другого конца комнаты.

«Что случалось?» – заинтересованно спросила я, наклонившись к Уилфу.

«Да ерунда».

Я обвела рукой комнату.

«Хочешь рассказать мне о ерунде?»

Невозможно было не замечать происходящие вокруг скандалы: мужчины и женщины постоянно ругались и охранники маячили рядом, готовые разнять драку.

«Тут ты права», – улыбнулся Уилф.

Мы только начинали шутить по этому поводу. Осторожно, как дети, пробующие пальцами ног ледяную океанскую воду, прежде чем нырнуть в нее.

«Ладно. Сразу скажу, случившееся не было в моем списке, – заметил Уилф. Он стал самоироничным, и это еще одна перемена. – Сегодня я должен был сходить на работу, увидеться с тобой, а затем отправиться на урок испанского».

Продвинутый уровень испанского языка был среди его целей на год.

«Ты же можешь делать вещи, и не входящие в список. Ты удивишься, но у некоторых из нас нет даже списков».

Он поднял голову и встретился со мной взглядом. У нас обоих были карие глаза, одинакового оттенка. Но его глаза были большими и круглыми, близко посаженными. Когда мы были маленькими, мы изучали наши лица.

«В поезде была женщина… В обычное время я бы никогда не встретил ее – середина дня, вторник…»

«Да ладно. Прям женщина?! – я конечно же поддразнивала брата. – И кто же она?»

«И она попросила одолжить ей телефон. Она бы-ла… – Он изображает руками кудрявую шевелюру. – Не знаю, как описать… Милая и симпатичная.

«И она им воспользовалась?»

«Ага, – сказал он, собираясь похлопать себя по карману, но вспомнил, что сдал телефон на охране. – Не стала звонить, но отправила сообщение».

«И?»

«Я посмотрел его…».

«Ах ты маньяк!»

На душе стало светлее. Я скучала по нашим подколкам друг над другом. В тюрьме над другими шутить нельзя. Но стоит признать, по Уилфу я скучаю гораздо дольше, чем сижу в заключении. Кажется, я скучала по нему годами.

«Я такой». – Он смешно взъерошил бороду.

«Ну и?!» – мне приходилось торопить его. Часы для посещения были такие короткие – крохотные запасы воздуха в вакууме недели, а он тратит их впустую.

«Даже не знаю. Она вернула мне телефон и потом просто посмотрела на меня очень приветливо. Она вышла на Чаринг Кросс, и я смотрел ей вслед. На ней было теплое пальто и лиловая шляпа, хотя на улице-то…» – Он машет рукой в сторону окна.

Я не могу определить погоду. Небо почти всегда одинаковое – бледно-голубое, а деревья в поле видимости вечнозеленые.

«Эта зима очень теплая», – объясняет мне брат.

Мне понравилось, что Уилф сказал об этом. Рубен смущался говорить о таких обычных вещах.

«Так что дальше?» – спросила я.

«Она подписала сообщение полным именем. В сообщении извинялась, что опаздывает на презентацию».

«И как ее зовут?»

«Минни».

«Ты уже загуглил ее?»

«Может быть. Это, наверное, странно…»

«Думаешь, ты ей понравился?»

Я чувствовала отчаяние не только из-за встреч со своим братом, но и из-за многих других вещей тоже. Например, от того, что мой случай был не просто новостью на телевидении или в газете, но повод для сплетен и обсуждений. А еще мне не хватало личной близости: недолгих визитов и писем было недостаточно. Не было мелочей, из которых все строилось. Сердитого взгляда из-за оставленных на столе крошек. Нога любимого человека рядом с твоей, когда вы валяетесь в кровати долгим воскресным утром. И глупых сообщений друг другу – остались только формальные письма, вскрытые и прочитанные тюремным персоналом.

Тюрьма обеспечивала только основные нужды: социализация и часовые прогулки каждый день, чтобы подышать свежим воздухом. У меня был консультант, и я могла ходить на курсы. Но… ничего больше. Нельзя перекусить, когда захочется. Никаких хихиканий за полуночным просмотром фильмов. Забудьте о поездках до работы со стаканчиком латте в руках и о спонтанных покупках обуви во время ланча. Заслужила ли я всех этих лишений? Конечно, да.

«Как ты думаешь, мне стоит найти ее? – спросил Уилф, и я покраснела от удовольствия, что он советуется со ной. Он наклонился вперед, рукава его дорогой рубашки трутся о пластиковый стол, и добавил: – Ты всегда все знаешь про людей, у меня никогда так не получалось. Как будто я один англичанин среди французов».

Он не сказал тогда, но потом все-таки признался, что всегда завидовал, как легко и естественно складывалось у меня общение с людьми. И по его мнению это было не только из-за моей развитой способности к эмпатии, но и благодаря интеллекту. Уифл ко всему прилагал усилия, а мне все доставалось будто само собой. Я была ошеломлена – никогда не думала, что брат может мне завидовать. Он же невероятно удивился, когда я призналась, что для меня все выглядит ровно наоборот: у него все получается, а я же постоянно должна напрягаться.

«Так вот, ее фамилия Тарлинг. И я ее загуглил».

«И?»

«И она… Она милая. Она выступает с предложениями по реформе законодательства в области здравоохранения. Вот как. Левацкая деятельность», – сказал он с кривой усмешкой. Мы оба помнили, что однажды она назвал «левацкой деятельностью» работу Рубена, и ноздри моего мужа раздулись, как у лошади.

Я уставилась в потолок, наслаждаясь неспешным ощущением, что мой мозг снова просыпается. Не в интеллектуальном плане, а скорее межличностном. Это не то же самое, что заводить друзей ради самосохранения.

«С виду ты кажешься нормальным, так что мы бы понравилось, если бы ты нашел меня. Думаю, как и большинству женщин». – Мне хотелось добавить что-то самоуничижительное, наподобие: «Но не из моего положения судить», но я сдержалась.

Мой консультант Алан мог бы мной гордиться.

Всю свою жизнь я до чертиков волновалась о том, что же думают обо мне другие. Но увязнув по-настоящему глубоко – тюрьму, конечно, не сравнить с плохими оценками в университете, – я поняла простую истину: никому до тебя нет дела, кроме тебя самой.

«Так что ты собираешься делать?» – спросила я Уилфа.

«Думаю, может, найти ее на “Фейсбуке”? Или считаешь, что это уже слишком?»