Жена наверху - Рейчел Хокинс

Так что, возможно, я слегка поощрял ее. Возможно, я флиртовал с ней в ответ. Может, я специально оставил свой телефон без пароля, чтобы Беа могла вынюхивать все, что ей заблагорассудится.

Тем не менее, рано или поздно все сошло бы на нет, если бы не всплыло то дерьмо о маме Беа.

Я снова заглянул после обеда к Бланш, но на этот раз она решила приветствовать меня поцелуем – и да, я позволил ей. Один короткий поцелуй. Мне было любопытно посмотреть, как далеко она зайдет, и, честно говоря, интересно было узнать, как далеко способен зайти я сам, но, как ни странно, меня к ней не потянуло. Бланш была хорошенькой и явно влюбленной в меня, но в ней не чувствовалось настоящей искры, и через некоторое время я мягко оттолкнул ее.

– Мы не можем так поступить, – помню, сказал я ей. – Беа этого не заслуживает.

И будь я проклят, но это стало ошибкой с моей стороны. Я успел заметить, как лицо Бланш скривилось в уродливую гримасу.

– Беа?! – едва не рассмеялась она. – Да ты вообще знаешь Беа?!

Бланш выпалила это с такой злостью, что я подумал, не пьяна ли она, но нет, она пила только сладкий чай, и ее взгляд не был затуманен.

– Ты знаешь, что ее родители оба были алкоголиками? – спросила она. – Знаешь, что ее зовут даже не Беа? – Бланш ткнула себя пальцем в грудь. – Я дала ей это имя. Она была Бертой, когда я с ней познакомилась. – Она недоверчиво фыркнула. – Гребаной Бертой.

Про смену имени мне было известно, и я не понимал, почему Бланш придавала этому такое большое значение. Мне не нравилось, когда меня называли Эдвард, поэтому я никогда не представлялся так, и мне было наплевать, если Беа точно так же ненавидела имя Берта. Но я не знал, что ее родители были алкоголиками, а мне не нравилось, когда меня застигали врасплох.

– Ты знаешь, что ее мать свалилась с лестницы, когда в доме помимо нее была лишь Беа?

Я увидел по лицу Бланш, что она пожалела о своих словах в ту же секунду, как они прозвучали, увидел, как на мгновение раздулись ее ноздри и расширились глаза, что означало, что даже сама Бланш поняла, что зашла слишком далеко, но я старательно сохранял невозмутимое выражение лица.

– Ты сама только что сказала, что ее мать была пьяницей. Пьяницы часто падают, – ответил я ровным голосом.

– Да, ну что ж… – Бланш колебалась, и я практически видел, как в ее глазах пронеслись все мысли. – Эта пьяница упала примерно через две недели после того, как опозорила Беа на важном мероприятии в честь «Сазерн-Мэнорс», так что… – Она пожала плечами. – Сам подумай.

Было смешно думать, что Беа могла иметь к этому какое-то отношение. По крайней мере, я пытался убедить себя в этом, но потом задумался.

В моей собственной фирме работала секретарша, Анна. Она была хорошенькой и милой, устроилась к нам сразу после колледжа, но Беа захотела избавиться от нее с самой первой секунды знакомства. Я ничего не предпринимал, потому что Анна отлично работала и, черт возьми, у меня никогда не было извращенной склонности приставать к своим сотрудницам, так что я не смотрел на нее как на ежедневное искушение. Но потом кто-то стал воровать мелкую наличность, и однажды, когда Беа принесла в офис обед для меня, она полезла в ящик стола Анны за ручкой и там, в глубине, нашлись пропавшие деньги. Анна плакала и клялась, что не делала этого, но что мне оставалось, кроме как уволить ее?

Мне уже тогда это казалось подозрительным: Анна не походила на воровку, а Беа не нравилось, что она работала у меня, и именно Беа нашла деньги… Все слишком удачно сложилось. Но я ничего не сказал, потому что даже не знал, что сказать. Мне, конечно, не нравилось думать, что моя жена может быть такой интриганкой.

И мне не следовало ничего говорить о ее маме, но тем же вечером, в тот самый гребаный день, когда Бланш рассказала мне об этом, я открыл свой чертов рот.

– Ты не говорила мне, что твоя мама умерла, упав с лестницы.

Беа оторвалась от ноутбука; ее лицо купалось в бледном сиянии экрана, на носу сидели очки, темные волосы собраны в неряшливый пучок. Она внезапно показалась мне такой юной, такой непохожей на безупречную, уравновешенную Беа, которую я привык видеть. Мне понравилось.

– И что? – спросила она наконец. – Я же говорила, что она умерла внезапно.

– Верно, но ты объяснила это тем, что она много пила.

Беа снова обратила внимание на экран, ее пальцы застучали по клавиатуре.

– Так и было. Она слишком много выпила и упала.

Разозлившись, я пересек столовую и закрыл ее компьютер, выслушав в свой адрес протестующий вопль.

– Верно, но это сильно отличается от того, во что ты заставила меня поверить. Я думал, у нее печеночная недостаточность или что-то в этом роде. Цирроз печени. Я и не подозревал, что это был несчастный случай.

Мой голос сорвался на последнем слове. Открыв ноутбук быстрым, резким движением, Беа ответила:

– Ну да, это был несчастный случай. Она упала, и я нашла ее у подножия лестницы, что, конечно же, очень печально, так что спасибо, что напомнил мне об этом. Я так рада, что мы затронули эту тему.

– Не надо так.

Ее взгляд метнулся обратно ко мне, красные пятна выступили на шее, как бывало всегда, когда Беа злилась.

– Вы с Бланш обсуждали смерть моей матери по какой-то определенной причине? – спросила она.

Я мысленно выругался. Вот дерьмо. Мне следовало предвидеть это, но я так отчаянно пытался избавиться от ужасных подозрений, что совсем не учел, что Беа точно догадается, откуда я мог получить эту информацию.

– Она случайно упомянула об этом, когда я к ней сегодня заехал, – ответил я.

Беа саркастически рассмеялась:

– Действительно, это же обычная тема для разговора: «Послушай, ты знаешь, как умерла мама твоей жены?»

– Не будь стервой.

Я расправил плечи, но Беа не возразила, хотя я никогда прежде не разговаривал с ней в подобном тоне. Она вернулась к чтению электронной почты в ноутбуке, которую, по ее мнению, жизненно необходимо было разобрать в десять вечера в пятницу.

В тот вечер мы больше не разговаривали, а позже легли в одну постель. Беа повернулась ко мне спиной, ее ягодицы прижимались к моему бедру; на мгновение я подумал о том, чтобы разбудить ее, гадая, поможет ли секс наладить отношения между нами.

Я сомневался, что это возможно.

Пока я лежал рядом с Беа, я старался не думать о ее матери, лежащей у подножия лестницы в луже собственной крови. Старался не представлять, как Беа стоит на верхней ступеньке лестницы и смотрит на мать сверху вниз. Однако картина была слишком четкой, слишком легко воображаемой, и чем больше я гнал ее прочь, тем яснее она становилась, тем более правдивой казалась.

И я, черт возьми, понятия не имел, что с этим делать. На этой ли женщине я женился? На женщине, которая способна убить собственную мать? Я действительно не мог в это поверить – до той ночи, когда Беа убила Бланш.