Религиозный вопрос в XXI веке. Геополитика и кризис постмодерна - Жорж Корм

Кроме того, также было бы весьма мудро не использовать больше вкривь и вкось понятие Запада, которое служит основанием для современного цивилизационного национализма мега-идентичности «Запада», защитником которой провозглашают себя США, противостоящие внешней опасности (представляемой, очевидно, терроризмом и исламом). И если вполне нормально говорить о Европе и её гуманистической цивилизации, которая пытается сформировать политическое единство, проведя экономическое объединение, сам по себе термин «Запад», на самом деле, устарел, что можно понять, если вспомнить о его религиозных корнях (различии Западной Церкви и Восточной), о его легитимации расистскими теориями (разделением арийцев и семитов) или теориями колониальными (превосходством европейской цивилизации над всеми остальными, оправдывающим завоевание и порабощение других народов), наконец, о его исторически более близком, но всё равно ушедшем в прошлое понимании в качестве демократической системы, противопоставленной советскому тоталитаризму.

Если мы действительно желаем прийти к многополярному миру, не стоит стремиться к закреплению мега-идентичности Запада на интеллектуальном уровне, а также в таких военных институтах, как НАТО. Положение нового Европейского конституционного договора, согласно которому внешняя политика ЕС в плане совместных действий и обязательств «остаётся в согласии с обязательствами, подписанными в рамках НАТО» (статья I-41.7), имеет, очевидно, совсем иной смысл, представляясь, скорее, дурным предзнаменованием.

Международное право снова должно стать республиканским правом в полном смысле этого слова. Международный закон должен быть единым для всех – когда он защищает и когда он карает. Нельзя принимать разнящиеся юридические режимы или допускать, чтобы некоторые государства (как это бывает с Израилем) не считали нужным оценивать свои действия с точки зрения международного права. Ничто не дискредитирует демократию больше, чем манипуляция правилами современного международного права, являющимися плодами многовекового опыта: нечеткое применение прав человека подкрепляет позицию авторитарных режимов и антидемократических сил, которые в подобном случае могут с легким сердцем изобличать избирательное применение этих прав демократическими державами.

Разве лучший путь к закреплению демократических ценностей и к уважению прав человека в общемировом масштабе – не уважение, прежде всего, этих принципов в контексте ведения международных дел? Уроки демократической морали, которые некоторые западные страны намереваются преподать странам, страдающим от отставания и политического авторитаризма, лишь упрочивают местные силы, противостоящие демократии и либерализму: действительно, чаще всего тот или иной экономический договор или предоставление территории для военной базы сразу же аннулируют значимость этих моральных поучений, встречаемых в общественно-политическом мнении таких стран все с меньшим одобрением.

С другой стороны, так же, как мы ставили вопрос о ненужности сохранения такого института, как НАТО, надо поставить вопрос и о смысле единственного существующего в международном порядке объединения государств на религиозной основе, то есть Организации исламского сотрудничества (ОИС), из которой вышли многочисленные так называемые «исламские» межправительственные организации, действующие в самых разных сферах[259]. Мы видели, что эта организация была рождена в контексте холодной войны и служила распространению через различные каналы саудовской и пакистанской форм фундаменталистского и ригористского ислама. Не должна ли такая организация постепенно реформироваться и переосмыслить свое предназначение и функции? Сколько ещё можно заниматься «исламизацией», нацеленной на гомогенизацию всех внешних признаков жизни в мусульманской обществе и на стирание всех национально-этнических особенностей различных мусульманских народов?

Другой метод, который стоит испытать, чтобы покончить с инструментализацией религии и открыть дорогу миру без насилия, потребовал бы вернуться к кантовской концепции космополитизма, которую новые философы, разочаровавшиеся в Просвещении, выбросили на помойку. Как известно, мультикультурализм – это система, свойственная в силу истории и мировоззрения некоторым странам, в которых этническое происхождение и религиозная принадлежность играют центральную роль, как это видно в современных США и как это было раньше в таких многонациональных империях, как Османская или Австро-Венгерская. В Европе ситуация иная, у неё другая традиция, отмеченная Французской революцией и волюнтаристской концепцией нации, так что этнические или религиозные корни граждан не могут оцениваться в публичном пространстве или использоваться в качестве аргументов в политическом споре.

Таким образом, в уточненной культуре Европы развился космополитизм, то есть знание и понимание разнообразия мира вместе с уважением этого разнообразия, выходящего за национальные границы. Как писал историк французского искусства Луи Рео, тонкий знаток французской культуры и её общеевропейского наследия, «это позаимствованное из греческого языка слово, означающее “гражданина мира”[260], в действительности выражает идею или, скорее, идеал, которым особенно дорожили энциклопедисты. Род человеческий они считают единым, обладающим одними и теми же правами и способным на один и тот же прогресс: расовые и национальные различия не имеют никакого значения. Нет избранного народа или высшей расы. Быть человеком любой нации – вот идеал подлинного философа. Эта идеология будет вдохновлять крестовые походы Французской революции, вскормленной иллюзией, будто все народы – братья, объединяющиеся против тиранов»[261]. Конечно, эта культура ничуть не помешала колониализму и империализму; однако она же создала антиколониальную традицию, начатую ещё испанским доминиканцем Бартоломе де Лас Касас в XVI веке[262], которая позже приведёт к ускорению деколонизации.