Религиозный вопрос в XXI веке. Геополитика и кризис постмодерна - Жорж Корм

Но модерн ещё далеко не исчерпал свои возможности производить универсалистские и гуманистические ценности, в том числе и в неевропейских обществах, в том числе в обществах с мусульманской культурой.

Отсюда значимость критического переосмысления, а не принижения Просвещения, которое следует связать с великими традициями космополитизма и открытости, чтобы положить конец шатаниям мировой геополитики и скандальной инструментализации трёх монотеизмов, которая повсеместно грозит свободам, доставшимся столь дорогой ценой. Наконец, следовало бы, чтобы Европы, и особенно Франция, которая за свою богатую историю, полную страданий, сумела выработать понятие республиканизма, являющееся ключевым в том смешанном мире, в котором мы живем уже несколько веков, перестали вечно сомневаться в обоснованности этого духа[268].

Клод Николе, историк, изучающий республиканскую идею, напоминает нам об исключительном универсальном потенциале республиканской традиции, действенном как в плане политической философии, так и на уровне наиболее удачных форм управления городом: «Слишком уж лелея различия, мы забываем о грузе долгой истории, о необходимом единстве человеческого рода, существующем не только в пространстве, но и во времени. По крайней мере в этом меня убедили французские республиканцы, их мудрость, к которой мне удалось приобщиться»[269]. Клод Николе напоминает также о том, что он называет «интериоризированной светскостью», которая должна «вначале отказаться от догм», являясь «истинным путем Республики, которая, чтобы утвердиться в городе, должна сначала укорениться в сердце и разуме граждан»[270].

Сегодня мы должны прийти именно к «светскому пакту»[271], который действовал бы на международном уровне, если мы хотим положить конец взрывоопасной смести лихорадящих общество проблем идентичности и ниспровергнутой международной морали. Эта смесь выражается в геополитике силы, которая больше не управляется, не регулируется и не сдерживается ни философским дискурсом, который выступал бы регулятором всеми принимаемого политического порядка, ни равновесным согласием держав, мешающим установиться господству одной из них над всем миром или, в частности, над самыми слабыми и бедными странами. То правило, что действует во внутреннем порядке, в котором страны, сумевшие мудро отделить институционализацию государства от институционализации религии, оказались в авангарде развития человечества, должно точно так же действовать и в порядке международном. Однако уже несколько десятилетий этот порядок производит неприятное впечатление назревающей всемирной гражданской войны и разнузданного буйства страстей, которые могут выродиться в ещё большее насилие.

Нужно со всей ясностью сказать: в этой книге мы не раз приводили примеры того, что государственные и частные силы, которые претендуют сегодня на управление «международным сообществом», постоянно, несмотря на свои лицемерные речи, действуют против таких шагов. На практике (и в теории) они поддерживают всё то, что движется в сторону «империи хаоса» как модуса правления миром[272]: развал государств и гражданские войны, неуважение политического суверенитета отдельных стран, расколы, подъём коммунитаризма и этнических движений, обращение к религиозности и манипуляции ею. Всё это отвращает местные власти от либеральных реформ, а население – от попыток ниспровергнуть их, поскольку люди боятся хаоса и внешней интервенции. В этом контексте совершенно нет оснований верить в то, что США смогли бы выиграть войну против терроризма и достичь имперской власти, которая позволила бы править человечеством почти единолично, поскольку эта власть сама питает терроризм как крайностями своего философского, политического и религиозного дискурса, так и развертыванием своих армий на всех континентах.

Вопреки этой тенденции, угрожающей самому будущему человечества, разум требует вернуться в международном порядке к духу американских отцов-основателей, к их твердой уверенности в необходимости разделения институтов религии и государства, как и к плодотворному духу республиканцев, сделавших Францию действительно великой страной. А это заставляет оставить метафизические и философские самокопания, из-за которых мы забываем о том, что этот республиканский дух распространился по всему миру, что две самые густонаселенные страны нашей планеты, Китай и Индия, приняли его, впитав своим собственным гением и пропустив через собственный опыт, также как и многие другие страны за пределами так называемого «западного» мира.

Республиканский дух, пока он не теряет из виду необходимость тщательно следить за всеми авторитарными отклонениями, которые угрожают ему (как и всей политической системе), более всего способен воодушевить гражданские чувства, само гражданство как условие свободы, преодолев религиозный коммунитаризм, фантазии и чувство исключительности. Поэтому также требуется, чтобы жизненно важная функция государства как источника гражданственности и основы самого гражданского общества была реабилитирована, тогда как сегодня она повсеместно принижается, а всевозможные группы влияния пытаются присвоить себе эту роль. Теории экономической глобализации постоянно работают в качестве идеологической легитимации такого демонтажа государства и его функций, которое было бы на руку экономическим группам влияния, связанным с миром политики и масс-медиа.

Разные красивые речи, с которыми выступают сегодня представители крупнейших международных бюрократических институтов, таких как ОЭСР, ООН, Евросоюз или Всемирный банк, рассуждающие о значимости гражданского общества, необходимости «правления» и «прозрачности», никогда не сравнятся по силе с несколькими статьями из Декларации прав человека и гражданина, которую породила революционная Франция и которая обошла весь свет, создав современное понятие гражданственности. Последнее, что бы о нём ни говорили такие традиционалисты, как Лео Штраус или Франсуа Фюре (вместе со своими современными эпигонами), всё равно остаётся намного более богатым, новаторским и универсальным, нежели античное понятие гражданственности, которой могли пользоваться только люди, по своему происхождению связанные с оседлым племенем, основавшим данный город, так что гражданских прав лишались все новоприбывшие (которых называли метеками и периеками), не говоря уже о рабах. Вот почему неотрадиционалистская мысль, которая в такой чести в начале нашего века, постоянно стремится изобретать новые термины, не заботясь об их связности, чтобы вытеснить эти важные понятия, выработанные республиканским духом. Это предприятие казалось бы просто смешным, если бы оно не вело к постоянной войне цивилизаций, культур и религий. В действительности оно стремится к тому, чтобы мы забыли о неслыханном насилии, которое веками порождали религии, конфликтуя друг с другом или внутри самих себя, чтобы мы поверили в то, что сегодня из-за избытка так называемого «прогрессистского» духа хорошо было бы вернуться к божественному закону и к греческой гражданственности.