Будни рэкетиров - Ярослав Зуев

Любчик – высокий, Вардюк – маленький, сухопарый, – стоял на своем Украинский.

Сергей Михайлович, что вы такое говорите? Валера Вардюк и Володя Любчик. А виделась я позавчера с Вардюком.

Украинский потер переносицу и подумал о Валерии Протасове.

Спасибо, Мила. Пока у меня все.

Что-то не так, Сергей Михайлович?

Да нет, пока все в порядке, – соврал Украинский, у которого язык не повернулся сообщить Миле Сергеевне, что она провела несколько экстремальных часов в компании (и во власти) отпетых проходимцев.

«Видно, тот день, и точно был не ее».

Вот что, Мила Сергеевна, у меня к вам просьба, – сказал напоследок Украинский. – Хорошо бы вам встретиться с Про… извините, я хотел сказать, с Вардюком. Еще разок. Как, согласны?

А зачем? – удивилась Мила, но, кроме удивления в ее голосе полковник уловил и неохоту, немного разбавленную тревогой.

Ну, – нашелся полковник, – мне хотелось бы прояснить, что там Вардюк такое про банковскую аферу болтал. Помните?

Вы же посчитали это пьяной бравадой…

Некоторые обстоятельства переменились, – уклончиво ответил полковник, и это Милу Сергеевну напугало.

Какие обстоятельства?

Несущественные… Так сделаете?

Мила Сергеевна вынуждена была уступить:

Хотя, если честно… Сергей Михайлович… Только для вас.

Как только Вардюк выйдет на связь, немедленно звоните мне. Мои люди вас прикроют.

Мила саркастически хмыкнула, дав понять, что в цене организуемых им прикрытий она уже убедилась на опыте. Сергей Михайлович покраснел.

Закончив с Милой, он запросил в картотеке фотографии Атасова, Протасова и Армейца.

Хоть из-под земли! Хоть из паспортного стола! Из военкомата. С прежнего места работы, если эти дебилы хоть когда-то в жизни работали. Из институтов, если они хоть чему-то учились, но чтоб к вечеру все три рожи были у меня на столе.

Отдав необходимые распоряжения, полковник вызвал Близнеца, и, как мы уже знаем, поручил немедленно установить местонахождение Валерия Протасова:

И не тяни с этим. Одна нога здесь, другая там. Понял меня?

Так точно.

Вот и хорошо. Шуруй.

Как и следовало ожидать, с наступлением вечера ни одной из затребованных фотографий у него не оказалось. Близнец тоже отсутствовал. Они со Следователем отправились выслеживать Протасова и как раз находились в Пустоши. Сергей Михайлович отбыл в больницу ни с чем, отложив дела на завтра.

* * *

вечер понедельника

В госпитале полковник застал Игоря и Лиду. Лица у обоих были вытянутыми. Со Светланой случилась истерика.

Она кричала, что жить не хочет. И чтобы мы оставили ее в покое, – тихо пояснил паренек Украинскому. Они вышли на балкон, перекурить. Полковник распечатал пачку легкого «Монте Карло». Он бросил курить при Андропове, а с лета снова начал, выйдя к октябрю на две пачки в сутки.

На вот, – сказал Украинский.

Спасибо, у меня свои, – Игорь вытянул из кармана «Беломор».

Как ты этот кошмар куришь? – удивился Сергей Михайлович.

Неформальские папиросы, – пояснил Игорь. – В походах привык. Мы летом по горам лазим… Чатыр-даг, Демерджи,[52]Генеральское.

Смотри, – Украинский глубоко затянулся, – милиция папирос не уважает.

Косяки подозреваете? – студент раскурил папиросу. – Я не по этим делам, Сергей Михайлович.

Подозреваем, или нет, а остановит патруль для досмотра – испугаться не успеешь, как загремишь в обезьянник.

Они выкурили по штуке. «Беломор» гас на ветру. И спички тоже гасли.

Возьми мои. Тебе же никакого коробка не хватит, – предложил Украинский, но Игорь только покачал головой. А потом, увидев немой вопрос в глазах полковника, сказал твердо:

Я ее не брошу. Этого вы не бойтесь. Обещаю.

Они вместе вернулись в больничный коридор.

* * *

вторник, 1-е марта

На следующий день, как и было приказано, Близнец сообщил шефу домашний адрес Протасова.

Софиевская Пустошь? – удивился Сергей Михайлович. – С чего это его на выселки занесло?

Ну, – пожал плечами Близнец. – Может скрывается от кого? Там до скоростного трамвая недалеко. Раз, два и в городе.

Резонно, – согласился Украинский.

Живет с бабой, – продолжил Близнец. – У бабы дети. Вроде как двое. И мужик с ними проживает. Габаритами как Протасов, только пониже ростом.

К участковому не совался?

Близнец ответил, что нет.

Правильно, – похвалил Украинский. – Ты же знаешь, как оно, в селе. К участковому заявишься, через час все местные в курсе. В Сельсовет не ходил?

Нет.

Украинский опять одобрил: «Тоже верно. По своим каналам проверим, на ком дом и все такое».

Молодец, Дима, – сказал Украинский, давая понять Близнецу, что тот пока свободен.

Сергей Михайлович? – Близнец поднялся со стула, собираясь покинуть кабинет. – Тут такое дело. Вы Бонасюка помните? Того, что сауной заправляет?

Украинский брезгливо поморщился. Как же он мог позабыть? Хоть гражданин Бонасюк и не был членом преступной группировки Ледового, от одного его имени полковника покоробило. С некоторых пор обрюзгшая физиономия и вечно бегающие глазки Вась-Вася вызывали жгучую ненависть Украинского. Именно с сауны проклятого доцента-шантажиста и пошли, собственно говоря, бурно раскручиваться события, одно за другим, с неотвратимостью вытравливаемой редуктором якорной цепи, звено за звеном, в финале которых его единственная доченька стала жертвой проклятых ублюдков. Угодила в водоворот, в одночасье утратив красоту, здоровье и будущее. Все, к чему стремился Сергей Михайлович, все, ради чего он жил и трудился, так или иначе, соответствовало доктрине, выработанной им очень давно, и хранимой на одном из уровней подсознания: отодвинуть от ненаглядного чада, от ее будущих деток и внуков ту самую убогую, выкрашенную масляной краской стену ремесленного училища, вдоль которой ему приходилось отираться, чтобы никто не увидел заплат и прорех на его, Украинского, заднице. Явление нищета было знакомо Сергею Михайловичу не понаслышке. Оно некогда пришло в его жизнь, привлеченное безотцовщиной и послевоенной разрухой, как акула на запах крови. В те времена нищете было куда податься, и работы у нее хватало. А когда голод забрал у Сережи Украинского и маму, видимо, отца показалось недостаточно, нищета и вовсе прикусила подростка, оплетя щупальцами недоедания, холода и безнадеги. И хоть Украинскому впоследствии посчастливилось не только выстоять, но даже завоевать место под солнцем, рубцы, оставленные теми давними крепкими объятиями, частенько напоминали о себе. Есть угли, которые тлеют, даже присыпанные землей.