Чудачка - Юлия Фирсанова

Дмитрий со щемящей нежностью вспомнил тонкую девичью фигурку Надюшкиной мамы, ее проникновенный, глубокий взгляд и уютное молчание на прогулках вечерами. Кажется, знакомы не несколько дней, а уже прорву лет, и имеется горячее желание все оставшиеся годы провести рядом. Нет, он не влюбился, как сопливый мальчишка, а просто прикипел сердцем, сроднился душой как-то враз и накрепко. Он теперь и Веру, и Надю принимал как своих, как часть себя. Мужчина потер старый шрамик и мотнул головой: жалко все это, не должно пропасть! Надюшка-ведьмочка ему с Верой вроде как сына обещала.

Надежда тоже вышла из машины, тихонько захлопнув дверь, и направилась прямо к рощице в сторону трещотки-сороки. Та, нахалка, и не подумала улетать. Свесила длинный хвост с нижней ветки, аж прогнулась вся, разглядывая подходящую девушку. Стрекотнула еще разок что-то бодрое, перепорхнула на ветвь повыше и затихла у ствола.

Девушка подошла к соседней березе, обхватила руками ствол, прижалась щекой. Прикрыла глаза, чтобы быть здесь и одновременно попробовать дотянуться до всех. Степаныч, Люба, Дмитрий, Вадим Георгиевич, Красильников — все были на своих местах и составляли пентаграмму — основу любой паутины, как ее мысленно представляла себе Надя.

Потянулась и первым тронула браслет подруги. Буйная жажда действий и столь же деятельная доброта, неистощимый оптимизм в ядреной смеси с романтизмом и толикой цинизма составляли основу яркой, как руда, и свежей, как глоток березового сока по весне, нити Любы Болотовой. К ее нити прикрепиться не составило ни малейшего труда.

Следом Надя запеленговала Степаныча. Шеф, бурчащий, как прогревающийся мотор, и в то же время добродушный, как большая собака, не способная обидеть слабого, но беспощадная к брехливым моськам. Он тоже легко нашелся через кончик нити браслета. Степаныч пах замешиваемым цементом, горьковатой рябиной и свежеиспеченным хлебом.

После начальника девушка попробовала уловить нить от браслета Видима Георгиевича. И практически моментально окунулась в океан здравого пофигизма, чуть большего, чем стоило бы, эгоизма и жажды удовольствий, готовности рискнуть ради барыша и одновременно отдать последний медяк другу. Суть Вадима показалась девушке похожей на странный коктейль с желтой кислинкой, хрустящей зеленым горошком и прибитой после грозы пылью. Несочетаемая сочетаемость.

Наморщив носик, Надя постаралась уловить следующую нить, не отпуская при этом остальных.

Расчетливость на грани, а временами и за гранью циничности, высочайшая степень организованности и интуиции, порой принимаемой за расчетливость, стремление не к наживе, а скорее к игре в стремление, а сквозь все это — пробивающаяся тускловатая желто-коричневая усталость от бесконечной круговерти.

Впрочем, к грибам, которые сейчас с азартом резал Красильников, это ни в коей мере не относилось. Несмотря на надвигающуюся опасность, именно в эту минуту Виктор был по-настоящему счастлив — с изумрудными и золотыми просверками цветочного луга. Ниточка присоединилась к остальным и закрепилась без труда.

К нитяному браслету Дмитрия Наде осталось лишь потянуться, фигурально выражаясь, кончиком пальца. Она сразу почувствовала последнего помощника и включила его в общий круг. Запах сухой опавшей листвы, уже без горькой примеси увядания, зато с тонкой зеленой ноткой весенней капели, заставил девушку умиротворенно вздохнуть. Все правильно! Мама выбрала хорошего человека!

Теперь она ощущала всех пятерых людей и нитяные браслеты от общей катушки как находящихся поблизости. Протянутые к ним нити ее собственной силы? энергии? дара? легонько вибрировали. Но общей паутины почему-то не составляли.

Надюшка скорее ощущала себя возницей колымаги, в которую впрягли пусть не лебедя, рака и щуку, но лошадей слишком разных пород: вроде пони, тяжеловоза и арабского скакуна.

«Что я делаю не так? — призадумалась Надя, не выпуская ниточек, и едва не постучала лбом о теплый ствол березки. — Как сплести паутину, если есть только осевые нити, а ни единой нити по окружности нет? Не выйдет, как ни старайся. Значит, надо использовать нити для соединения людей между собой. Они так не умеют, но чтобы составить сеть, должны подойти мои собственные нити».

Необученная Плетущая Мироздание мысленно представила себе карту, метки, обозначающие расположение людей, и стала бережно тянуть нити не только от себя к участникам охоты на клеща, но и протягивать свои между людьми, создавая окружность.

Убедившись, что ниточки созданы и протянуты именно так, как ей представлялось верным по цвету, вкусу и запаху, Надя негромко позвала:

— Дмитрий, предупредите, пожалуйста, всех по конференц-связи: я сейчас начну поиск клеща. Это будет что-то вроде сканирования местности в круге наших нитей. Самого клеща это не должно потревожить. Если получится, я лишь обозначу неправильный отклик какой-то точки пространства, где прячется в складке мира чудовище. Но на всякий случай лучше всем быть готовыми. Только не спрашивайте, я не знаю, к чему.

Как сделать то, что раньше никогда не делала? Если надо, скажем, полететь, то никак. Человек только вниз может лететь, и недолго. Если поехать на машине, то для начала выучиться придется и на права сдать, а не то до ближайшего столба домчишься, и, привет, больница. Но есть то, что умеет, едва родившись, каждый ребенок — дышать, моргать, чихать. Безусловные рефлексы называется. Так вот и Надюшка сейчас собиралась воспользоваться чем-то, прежде знакомым очень слабо, и вместе с тем составляющим ее суть на уровне подсознательной реакции. Именно это позволило ей отбиться от маньяка. Речь шла об умении обращаться с нитями, составляющими для Плетущего Мироздание суть всего.

Надя словно включала свой дар, разрешив себе смотреть и видеть все вокруг как сочетание бессчетных, невообразимых цветов, звуков, запахов, звенящих, гудящих, свистящих, сливающихся в великую песню гармонии. Всего великолепия плетения она из-за нахождения в мире техническом и отсутствия правильного обучения увидеть, конечно, не могла, но и той малости, что имелась, хватило, чтобы слезы потекли из глаз от напряжения. Но они не размывали образов, скорее придавали им неожиданную четкость.

Паутинка, свитая из протянутых Надеждой нитей, была тонка и почти незаметна, как звук треугольника в мощном вступлении оркестра. Но тому, кто держит инструмент в руках, его звук слышен. Девушка четко вычленяла звучание и цвет своей паутинки. И теперь она начала ее стягивать на себя, пропуская сквозь плетение мира вокруг, ловя отзвук-отсвет-вибрацию пространства.

Переливы нитей, их звучание, вкус, свет — Надя старалась охватить своим нетренированным восприятием все и сразу, радуясь только одному: очерченный ареал поиска чудовища невелик. Сил должно хватить! Главное — суметь почуять клеща в этом буйстве. Она тянулась и тянулась, сила утекала, как вода сквозь пальцы. И тогда девушка вспомнила о кулоне на груди, о хранимом в нем резерве энергии. Надюшка не тянулась к нему рукой, только краем мысли, но смогла зачерпнуть, глотнуть из радужного потока и пропустить через себя, завершая круг поиска.

Почти сразу слева и впереди резануло ощущение неправильного вкусозвука. И цвет там тоже был неправильным — рвано-серым, скрежещущим. Паутинка продолжала стягиваться к своей создательнице, минуту, другую, третью, но иных царапающих ощущений не принесла. Все еще сомневаясь, Надюшка решила рискнуть и стала очень неторопливо отпускать притянутые ниточки общей паутинки, постепенно их ослабляя. И снова именно в том самом направлении проявилась дикая неправильность — как металлом по стеклу и аммиаком в любимые духи. Ощущение крайней гадливости вперемешку с ужасом, точь-в-точь как в сегодняшнем сне. И в центре этого сытое, хищное довольство горько-жгучего цвета.