Первый. Бывший. Единственный - Татия Суботина

Это было странное больное время.

Время собирать камни…

Дубравин, как никогда раньше, понял, насколько сильную рану нанес своей жене, ведь она хлестко ударила в ответ. Где-то глубоко внутри он догадывался, что тогда в отеле между Васей и белобрысым ничего не было.

Простить метафорическую измену – одно, а вот переступить через реальную, когда любимая женщина в лицо признается, что предпочла тебе другого…

У Дубравина не хватало великодушия проглотить эту горькую пилюлю. Она ему поперек горла, гадина, вставала. И дыхание перекрывала.

Только вот и выплюнуть ее да шагать по жизни дальше, словно ничего не случилось, не получалось.

Вот вроде все было кончено. Вася откровенно высказалась на этот счет и сожгла мосты, но отчего-то Кеша продолжал медлить с разводом…

Точно бы эта формальность – штамп в паспорте – навсегда перечеркнет все, что между ними когда-то было. А перечеркивать Дубравину не хотелось. Хоть и тошно было, жгло за грудиной, но…

Он опомнился, когда к нему вдруг заявилась Нина, няня Матвея, в сопровождении Нины Валерьевны, его домработницы.

«Две Нины спелись», – подумал мужчина тогда, мечтая заглушить головную боль.

– Простите, Иннокентий Петрович, – помялась в дверях женщина. – Я бы не пришла, не будь это важно. Матвей…

– Что случилось? – нахмурился Дубравин.

– Инга, она ведь и неплохая женщина, – как-то совсем издалека зашла Нина. – Вроде не злая, не жадная, но….

– Не могли бы подойти ближе к сути? – попросил он, жадно припадая к горлышку бутылки с водой.

– Матвею с ней плохо, – сказала няня сына и отвела взгляд.

– Что значит ему с ней плохо? – не понял Дубравин. – Вы откуда это взяли?

– Раньше Инга даже посидеть с сыном могла, а теперь стала такой нервной, и минуты в его обществе проводить не хочет, сразу в крик срывается. А Матюша – он же особенный мальчик, все тонко чувствует…

– Если вы пришли поделиться со мной чем-то конкретным, то сейчас самое время перестать ходить вокруг да около, – не выдержал мужчина. От этих разговоров молоточки в его голове лишь набирали силу, головная боль становилась нестерпимой пыткой.

– Она его щипает, – выпалила Нина, словно в пропасть сиганула.

– Кто? Кого?

– Матвей постоянно плачет, как только увидит мать, закатывает истерики, пока она не уйдет. Я все понять не могла, что за новые реакции. А недавно увидела, как Инга его ущипнула, а потом оттолкнула от себя, назвав отродьем. Матюша схватил машинку и решил дать сдачи. Эта попытка закончилась переломом пальца.

– Инга сломала ему палец?! – ошалел он.

– Нет, что вы! – испугалась Нина. – Матюша неудачно упал и… вот так получилось. Но я просто не могла вам не сообщить, у меня сердце за мальчика болит. Посодействовали бы, Иннокентий Петрович, а? Вы когда к Матвею приходили, то и Инга была поспокойнее, а тут…

«Как муж не состоялся и как отец, – подумалось тогда ему. – Пить вздумал, о сыне забыл, от мира спрятался. Медаль тебе, Дубравин, на шею».

– Я вас понял, – кивнул он. – Соберите, пожалуйста, вещи для Матвея и себя.

– З-зачем? – насторожилась няня.

– На море вас отправлю. Вы же наверняка не успели в этом году отдохнуть?

– Не успела, – покачала головой женщина.

– Вот и отдохнете. Заодно и Матвей оздоровится.

– Так а как же…

– Не беспокойтесь, – прервал ее Дубравин. – Я все решу.

И решил.

Инга, конечно, попробовала скандал закатить. Мол, на звонки не отвечал, к сыну не являлся, а тут вдруг решил поиграть в папочку.  Дубравину нестерпимо сильно хотелось свернуть шею этой гадине, он и сам не понял, как сдержался.

Только мысль, что ему стоит быть хитрее и не устраивать сейчас сцен, и помогла не отхлестать эту горе-мамашу по щекам. Да и понимание, что он-то от нее тоже далеко не ушел.

В итоге получилось договориться миром.

Загорская подписала разрешение на вылет. Ее несговорчивость быстро прошла, стоило Дубравину назвать нужную цену за спокойствие сына. О том, что знает про ее выкрутасы, мужчина умолчал. Приберег козырь до лучших времен.

После выборов он решил отсудить сына у Загорской, а пока потихоньку начал подготовку к этому.

Как только голова нормально заработала, Дубравин и про видео, что показывала Вася, вспомнил, и о несостыковках во всей этой мутной истории. Да и помощь частного детектива, которого он нанял несколько ранее, очень пригодилась.

Вместе с ним Дубравин вскоре вышел на мразь, что подгадила ему с женой.

Богомолов

Лучше всего на свете Стас умел ждать: подходящего момента, подходящего на запланированную роль человека, подходящее время для решающего удара.

Судьба любила терпеливых и всегда подкидывала Богомолову выигрышные ходы для его игр. Он понял это еще тогда, когда первая в его жизни драка обернулась для Стаса двухнедельной госпитализацией.

Больше Богомолов кулаками не махал. Предпочитал роль стратега, да и будущая профессия научила просчитывать все заранее – вести прицельный бой на поражение.

– Запускай, – дал Стас отмашку своему собеседнику.

– В вечерний эфир? – уточнил тот.

– И утренний тоже, – скорректировал мужчина. – Желательно, чтобы эта новость стала вирусной и разлетелась по сети.

– Мне даже стараться не надо будет, материал – бомба, а жареное пипл схавает. Разве я тебя когда-то подводил?

– Это стало бы концом нашего сотрудничества.

– У меня не бывает осечек.

– Приятно будет еще раз в этом убедиться.

– Убедишься. Как только обещанный аванс поступит на мой счет.

– Можешь не сомневаться. Деньги будут, – сказал Стас и завершил разговор.

Дубравин давно был ему костью поперек горла.

Этот идиот считал его братом! Богомолов и сам поначалу верил в эту сказочку, пока не понял, что слишком большая разница между ними – пропасть.

Дубравину всегда доставалось все самое лучшее: богатство, дядюшка, который  исполнял его прихоти, уважение в любой компании, тачки, девки… Вкус на последних у них совпадал. И, конечно же, между Дубравиным и Богомоловым телки отчего-то выбирали не его. Видимо, клевали на смазливую внешность друга и подвешенный язык.

Стасу оставалось довольствоваться «объедками с барского стола» и жить в тени Дубравина. Он превратился в вечного мальчика на подхвате, оруженосца, а ведь достоин был гораздо большего…

Богомолов совершенно не завидовал, нет. Он просто знал: Кеша всего этого не заслужил.