Бесследно исчезнувшая - Лиза Марклунд

Анника почувствовала, как у нее волосы поднялись на затылке. Андерс Шюман не слышал ничего об этом, она готова была отдать руку на отсечение.

– Ты заглядывал внутрь?

Мужчина колебался.

– Там не оказалось ничего ценного. Старые вещи. Я положил их назад.

– Как ты поступил с сумкой?

Мужчина сделал глубокий вдох, потом медленно вы дохнул:

– Я подумал, что Харриет Юханссон, возможно, забыла ее, поэтому сохранил. Но она так никогда и не позвонила…

– Где сумка сейчас?

Он задумался на мгновение.

– В гараже, по-моему.

– И она сохранилась?

– Вроде бы я ее не выбросил.

– Не могли бы мы взглянуть на сумку?

– Мне надо в Бутширку с грузом, но мы успеем.

Мама научила меня вязать. Набирать петли на спицы, протягивать шерсть сквозь каждую из них и так, пока ряд не закончится, тогда я переворачивала работу и начинала снова, и снова, и снова. Чулочная вязка, косички, кружево, это было просто чудо какое-то. Длинная нить из клубка могла изменить форму и свойства и стать чем-то совершенно иным, и самое замечательное заключалось в том, что именно я делала это, целиком и полностью совершала превращение, я сама творила волшебство.

– Получается, я чуть ли не Бог, – говорила я.

Мама смеялась надо мной, это было в ту пору, когда она еще могла смеяться, но потом она прекратила смеяться, а я перестала быть Богом.

– Под домкратом?

Шюман недоверчиво посмотрел на кожаный портфель, который Анника положила на его письменный стол: светло-коричневый и пыльный, немного отдающий машинным маслом.

– Вальтер убедил Абдуллу Мустафу расстаться с ним, – сказала она.

Шюман бросил взгляд сквозь стеклянную стену. Практикант сидел на месте Берит Хамрин и манипулировал со своим мобильным телефоном, с головой уйдя в это занятие.

– И он пролежал в гараже?

– Уже скоро двадцать лет, – подтвердила Анника.

– И что в нем?

– Ты можешь открыть и посмотреть, – предложила она.

Шюман на несколько мгновений сжал кулаки так сильно, что ногти впились в ладони, потом потянулся к сумке, открыл латунный замок и поднял крышку. Он осторожно засунул руку внутрь и достал первое, что нашел: тонкую папку-скоросшиватель. Его пальцы дрожали, когда он открыл ее.

Сверху оказалась свадебная фотография.

Боже праведный, на ней была она, настоящая Виола, улыбающаяся молодая женщина с прической 60-х годов, в коротком белом свадебном платье, и жених в модном для той поры костюме, с шикарными бакенбардами. Он сглотнул комок в горле.

– Я полагаю, это Виола и ее муж, – сказала Анника Бенгтзон.

Шюман высморкался.

– Улоф Сёдерланд, – произнес он хрипло. – Они поженились молодыми, как только вышли из подросткового возраста. – Он перебирал бумаги медленно, чуть ли не затаив дыхание.

На следующем развороте – двое детей смеялись, смотря в камеру: мальчик-блондин в вязаных брючках на подтяжках и рыжеволосая девочка с бантом в волосах и в платье с вышивкой.

Шюман глубоко вздохнул и даже закашлялся.

– Хенрик и Линда, – сказал он.

Дети Виолы Сёдерланд родились с интервалом в год, им, вероятно, было сейчас около сорока пяти.

Он перевернул лист снова. Там находились другие фотографии обоих детей, на берегу и у рождественской елки, школьные проездные билеты, девочка верхом на лошади, мальчик в очках для плавания на пьедестале, студенческие снимки. Всего в альбоме оказалось около двадцати карточек. Ему понадобилось протереть глаза, когда он закончил с ними.

– Фотографии отобраны очень тщательно, – заметила Анника.

Он кивнул:

– Она всегда брала детей с собой, когда куда-то уезжала.

Он достал следующий предмет из сумки. Сейчас рука уже почти не дрожала.

Пара детских башмачков, белых, с розовыми шнурками.

Девочки наверняка. Она ведь была старшей, первая обувь первого ребенка.

Следующий предмет: пачка писем, обвязанных красной лентой.

– Я прочитала несколько из них, – сказала Анника. – Любовная переписка Улофа и Виолы, когда они еще учились.

Он прикоснулся к письмам, отложил их в сторону.

Полиэтиленовый пакет с двумя прядями волос, белой и рыжей. Шюман потрогал их через пластик, они заскользили под его пальцами. Он обвел взглядом предметы, лежавшие на его письменном столе. Что бы ты взял с собой из горящего дома?

– Здесь есть еще одна вещица, – сказала Анника.

Шюман перевернул сумку вверх дном. На поверхность стола упал кожаный бумажник непонятного цвета. Он потряс портфель, заглянул в него, пощупал подкладку: там имелся внутренний карман, но он оказался пустым.

Шюман почувствовал, как у него в животе закололо от любопытства. Неужели это все?

Он взял кошелек и понюхал его, а чего он, собственно, ожидал? Только что сделанную фотографию и листок с ее нынешним адресом?

– Он, вероятно, пролежал какое-то время в воде или оказался где-то во время пожара, – сказала Анника.

Шюман внимательно изучил бумажник, судя по модели, принадлежавший мужчине. Кожа была в каких-то коричневых пятнах, и ее явно сушили. Он открыл его. Там лежали деньги, несколько пятикроновых купюр с Густавом Вазой на одной стороне и глухарем на другой, десятикроновые с Густавом IV Адольфом, одна сотенная с Густавом II Адольфом, все выпущенные несколько десятилетий назад и полинявшие с одного конца. В одном отделении лежало водительское удостоверение из 70-х годов, с красной гербовой маркой с номиналом тридцать пять крон и фотографией красивого мужчины с закрывавшими уши волосами. В нем стояло имя Улофа Оке Сёдерланда.

– Виола была вдовой, – сказал Шюман. – Ты знала это?

Анника Бенгтзон покачала головой. Он посмотрел на снимок молодого мужчины, в его нижнем левом углу красовалась печать, закрывавшая часть подбородка.

– Ее муж погиб в автомобильной аварии, когда дети были маленькими. Перед нами, скорее всего, его бумажник.

– Она так и не вышла замуж во второй раз?

У Улофа Сёдерланда были челка и пухлые губы, его глаза смотрели не в камеру, а на что-то находившееся сбоку от него. Пожалуй, бумажник лежал в его внутреннем кармане, когда он погиб.

– Нет.

– Ты понимаешь, на что это указывает? – спросила Анника. – Все вещи, оставшиеся в машине?

Он сложил вместе водительское удостоверение, засунул его назад в бумажник, собрал вместе все предметы и убрал их в портфель.

– По-моему, сумка говорит о многом, – сказал Шюман и закрыл латунный замок. – Виола спланировала свое бегство, и она не собиралась возвращаться. И прихватила с собой свои самые любимые реликвии и спрятала в таком месте, где никто не смог бы их найти.