Крайняя мера - Мартин Стивен

— Нормальные люди сдерживают свои чувства, — сказала Джейн, старательно смывая краску с тела Грэшема и пытаясь понять то, что он рассказал. Сам Генри еще не оправился от потрясения. — Убивая, калеча и насилуя, они прячут свои чувства за толстой железной дверью, которую открывают, когда дело уже сделано, и убеждают себя, что ничего подобного с ними не случилось. У этого человека, похоже, такой двери нет. Возможно, ее сорвало с петель, когда умерла жена Кейтсби?

— А может быть, ее вообще никогда не было, — зябко поежился Грэшем, хотя в комнате было тепло. — Послушай, у тебя холодные руки. Дай мне передохнуть.

— Сначала отмою места, до которых тебе не дотянуться. Сиди смирно.

— Почему я все время сомневаюсь? А тебя мучают сомнения? В чем ты сомневаешься?

Джейн никогда не видела Грэшема в таком состоянии. Он походил на простодушного любознательного ребенка. Куда подевались насмешливый цинизм и остроумие? На краткий миг Генри обнажил перед ней не только тело, но и душу, и девушка изо всех сил старалась не выдать нахлынувших на нее чувств.

— Иногда сомневаюсь. А разве есть люди, которых никогда не терзают сомнения?

— Кейтсби. Сомнения ему чужды. Он собирает страхи, горести и сомнения других людей, вытаскивает их наружу, а как ему это удается, не понимаем ни я, ни он сам. А потом Кейтсби превращает все это в нечто очень злобное и опасное, в огонь, привлекающий людей, как горящая свеча притягивает ночных бабочек. Они стремятся к огню, который их сжигает, прежде чем они успеют понять, что же происходит на самом деле. А возможно, Кейтсби превращает людей в безропотные существа, которые сами хотят, чтобы их уничтожили.

В эту ночь они занимались любовью дольше обычного, и Грэшем почувствовал, как его душа снова наполняется теплом.

Итак, ответ ясен. Роберт Кейтсби вовсе не болтун, не задумывающийся о смысле своих слов. Скорее, его можно сравнить с падшим ангелом-мстителем, вознамерившимся освободить дьявольский вихрь и обрушить его на землю.

На улице уже стемнело, прогуливающийся между домами порывистый зимний ветер принес с собой дождь, который поначалу покрывает шерстяные плащи ковром из мелких драгоценных бусинок, а потом незаметно просачивается внутрь.

— Прошлым вечером я увидел этого человека в совершенно ином свете, как будто раньше мы не были знакомы, — сказал Фрэнсис Трэшем, с мрачным видом сидевший за столом, которым всего несколько дней назад хотел проломить голову Генри. Время от времени он отпивал из бокала великолепное вино, предложенное Грэшемом. — Кейтсби — настоящий стервятник. Большую часть жизни я был околдован его чарами, а вчера мне удалось избавиться от этого наваждения только благодаря вашему присутствию. Наконец-то я увидел его истинное лицо. Ему наплевать на Всевышнего, ведь так? А возможно, он сам возомнил себя богом? Во всяком случае, вчера я ясно понял, что Роберта Кейтсби волнует только собственная персона.

«И в этом вы с ним очень похожи. Вот почему ты раскусил господина Кейтсби быстрее, чем все остальные», — подумал Генри. Его борода и волосы вновь приобрели естественный темный цвет, не считая нескольких прядок, которые сохранили оранжевый оттенок, когда на них падал свет.

— Я мог бы расспросить о вас Джонсона, — заявил вдруг Трэшем, имеющий обыкновение резко менять тему разговора.

Не исключено, его мысли перескакивали с предмета на предмет, как и беспокойно бегающие глаза, которые ни на чем не задерживались дольше пары секунд, как будто потом их начинало жечь огнем. Или же он хотел таким образом застать собеседника врасплох, вероятно, это была одна из особенностей его переменчивой и неуравновешенной натуры.

— Разумеется, мог бы, — спокойно ответил Грэшем, у которого надежность Джонсона не вызывала сомнений. Фрэнсис и сам очень скоро бы понял всю бесполезность своей затеи.

— Расскажите подробнее о своем предложении.

— Когда у нас накопится достаточно информации по заговору, ты получишь проездные документы во Францию, тысячу фунтов и тайный пропуск на корабль, который увезет тебя подальше от друзей и Сесила. Не знаю, кто из них проявит более горячее желание разделаться с тобой.

— А как вы это сделаете?

«Я давно разработал план по освобождению сэра Уолтера Рейли и его отправке в надежное убежище в Европе. Рейли от него отказался, так как считает бегство признанием своей вины».

— Я могу это сделать, а больше тебе ничего не надо знать. Тебя доставят на южное побережье, посадят на корабль и переправят во Францию. Тысяча фунтов — дополнение к тем деньгам, которые ты можешь добыть сам, выполняя мое задание. Тебе ведь надо привести в порядок дела и оставить побольше денег жене и семье? Ты получишь документы на другое имя, которые не вызовут никаких подозрений при любой проверке.

— А как быть с моей семьей?

— Решай сам. Они могут приехать к тебе позже, когда утихнет вся суматоха, или можешь их бросить. Потом скажешь мне, что надумал.

Если Трэшем и принял какое-то решение относительно семьи, на его лице ничего не отразилось.

— Думаю, в понедельник меня введут в курс дела. Я снова приглашен на обед к лорду Стоуртону в Кларкенуэлл. Он мой родственник, но приглашение я получил от Робина.

— Я знаю твоих родственников, — сказал Грэшем, хранивший в памяти полный список родственных связей английских католиков. — Лорд Монтигл тоже твой родственник, об этом все знают.

— Странно, что приглашение пришло от Кейтсби, а не от родственника. Это наводит на мысль, что меня приглашают не ради приятной компании.

— Значит, ты должен идти.

— Насколько я свободен в своих действиях?

— Что ты имеешь в виду?

— Мне можно говорить от своего лица или только по написанному вами сценарию?

— Я ставлю всего два условия. Во-первых, говорит только то, что поможет тебе оставаться в курсе всех событий, и если удастся довести дело до конца, что ж, тем лучше. При любых обстоятельствах веди себя так, чтобы тебя не отстранили от заговора. Без информации ты мне не нужен. Во-вторых, ты должен немедленно сообщать обо всем, что там происходит.

— Я должен прийти сюда?

— Да, но не в понедельник. В Кларкенуэлле есть трактир «Русалка». Скажешь, чтобы тебя проводили в комнату, которую снял мистер Сесил. — Глаза Трэшема расширились от ужаса. — Мистер Робин Сесил. Я тебя там встречу.

— Можно ли ему доверять? — тихо спросила Джейн. Она уже успела прочесть и по достоинству оценить новую пьесу Джонсона, которая называлась «Вольпоне, или Лиса», и теперь снова страдала от скуки и тосковала по театру.

— Скоро узнаем. А пока над нами висит угроза, ты не должна отходить от меня ни на шаг.

— Знаю, — просто ответила Джейн. — Но если нас обнаружат, от меня не будет хлопот. Когда надо, я тоже умею хранить тайны.