Открытие природы - Андреа Вульф

Это был человек, полный противоречий, он был счастлив, валяясь в гамаке в густом лесу, так же как и на переполненной танцевальной площадке. В каноэ на реке Ориноко, он, не вытерпев, набросал проект первой конституции страны, но, дожидаясь свою возлюбленную, оттягивал начало военных действий{903}. Он называл танец «поэзией движения»{904} – и мог холодно отдать приказ казнить сотню пленных. Он мог быть очарователен, когда был в хорошем настроении, но «свиреп», когда раздражался{905}; его настроения менялись так стремительно, что, как сказал один из его генералов, «перемена была невероятной».

Боливар был человеком действия, но верил в то, что написанное слово обладает силой изменить мир. В последующих кампаниях он неизменно путешествовал с печатным станком, таская его вверх и вниз по склонам Анд и по бескрайним равнинам – льяносам{906}. Его ум был острым и стремительным, он часто диктовал сразу несколько писем нескольким секретарям и славился решительностью{907}. Боливар говорил, что некоторым людям нужно одиночество для обдумывания, но не ему. Он предпочитал находиться «в центре попойки, среди удовольствий и шума бала»{908}.

Симон Боливар

© Library of Congress Prints and Photographs Division Washington, D.C / Reproduction Number: LC-DIG-pga‐04348

С реки Магдалены Боливар и его люди двинулись через горы в Венесуэлу, завязывая в пути бои и громя королевские войска. К весне 1813 г., через полгода после высадки в Картахене, Боливар освободил Новую Гранаду, но Венесуэла еще оставалась в руках испанцев. В мае его армия спустилась с гор, в долину, где расположен венесуэльский город Мерида. Услышав о приближении Боливара, испанцы в панике сбежали из Мериды. Боливар и его люди пришли в город изголодавшиеся, больные, но их встречали как героев{909}. Жители Мериды провозгласили Боливара El Libertador[19], в его армию записались 600 новых добровольцев.

Через три недели, 15 июня 1813 г., Боливар издал суровый декрет, провозглашавший «войну до смерти»{910}. Всех испанцев в колониях приговаривали к смерти, если они не согласятся воевать на стороне армии Боливара. Безжалостность принесла плоды. Казни испанцев приводили к бегству бывших роялистов, присоединявшихся к республиканцам. По мере продвижения армии Боливара на восток, к Каракасу, ее число возрастало. Когда армия подошла 6 августа к столице, испанцы уже покинули город. Боливар взял Каракас без боя. «Ваши освободители, – обратился Боливар к горожанам, – пришли с берегов разлившейся Магдалены в цветущие долины Арагуа»{911}. Он говорил об обширных плато, которые они пересекли, и об огромных горах, через которые они перевалили, подчеркивая значение одержанных побед дикостью первобытной южноамериканской природы.

Пока солдаты Боливара шли по Венесуэле, ведя войну до последней капли крови и убивая почти всех попадавшихся им испанцев, окрепла другая армия – так называемые адские легионы{912}. Состоявшие из закаленных жителей льяносов, метисов и рабов, адские легионы были под командованием лютого садиста Хосе Томаса Бовеса – испанца, жившего в льяносах, бывшего скототорговца, чья армия уже убила 80 000 республиканцев{913}. Люди Бовеса сражались с привилегированными креолами Боливара, которых якобы страшились больше, чем испанского правления. Революция Боливара выродилась в неумолимую гражданскую войну. Один испанский чиновник описывал Венесуэлу как совершенно гиблое место: «В городах, прежде населенных многими тысячами, теперь остались сотни, а то и десятки»{914}. Деревни полыхали, не преданные земле трупы гнили на улицах и в полях.

Гумбольдт предсказывал, что борьба Южной Америки за независимость будет кровавой, ибо колониальное общество было глубоко расколото. Три века подряд европейцы делали все ради укрепления «ненависти между сословиями», как объяснял Гумбольдт Джефферсону{915}. Креолы, метисы, рабы и туземцы представляли собой не единый, а разделенный народ, зараженный взаимным недоверием. Это предостережение не давало покоя Боливару.

Тем временем в Европе Испания окончательно вырвалась из военных тисков Наполеона и получила возможность сосредоточиться на своих мятежных колониях. Испанский король Фердинанд VII, возвратив назад свой трон, теперь снарядил внушительную морскую армаду – из почти шести десятков судов – и отправил в Южную Америку более 14 000 солдат{916}. Столько Испания не посылала в Новый Свет еще никогда. После высадки испанцев в Венесуэле в апреле 1815 г. армия Боливара, ослабленная боями с Бовесом, не смогла выстоять. В мае роялисты захватили Каракас. Казалось, революция закончилась раз и навсегда.

Боливар снова бежал из своей страны – на сей раз на Ямайку, откуда он попытался организовать международную поддержку своей революции. В письмах к бывшему британскому государственному секретарю лорду Уэлсли он объяснял, почему Британия должна помочь колонистам. «Прекраснейшей половине света, – предупреждал Боливар, – грозит полное опустошение»{917}. Он добавлял, что готов при необходимости дойти хоть до Северного полюса, однако ни Англия, ни Соединенные Штаты пока что не желали вмешиваться в столь переменчивые испанские колониальные дела.