Открытие природы - Андреа Вульф

В Южную Америку вернулся не Гумбольдт, а его друг Симон Боливар. Через три года после их знакомства в Париже Боливар покинул Европу, горя рожденными Просвещением идеями свободы, разделения властей и общественного договора между народом и властителями. Как только он ступил на южноамериканскую землю, он воодушевился данной в Риме на холме Монте-Сакро клятвой освободить свою страну. Но борьба обещала быть долгой, стоящей крови патриотам. Понадобилось почти два десятилетия, чтобы изгнать испанцев с континента.

Это была также борьба, вдохновленная произведениями Гумбольдта, – подобно тому, как если бы его описания природы и людей убедили колонистов в великолепии и неподражаемости их континента. Книги и идеи Гумбольдта будут питать освободительное движение Латинской Америки – от его критики колониализма и рабства до его изображений неповторимых ландшафтов{876}. В 1809 г., через два года после первого издания в Германии, гумбольдтовские «Записки по географии растений» были переведены на испанский язык и опубликованы в научном журнале{877}, основанном в Боготе Франсиско Хосе де Кальдасом, одним из ученых, которого Гумбольдт встретил в своей экспедиции в Андах. «Своим пером» Гумбольдт разбудил Южную Америку и показал южноамериканцам множество причин гордиться своим континентом, как говорил потом Боливар{878}. По сей день в Латинской Америке имя Гумбольдта известно гораздо шире, чем в Европе и в Соединенных Штатах.

В ходе революции Боливар использовал образы из мира природы – как бы написанные пером Гумбольдта, – чтобы объяснить свои чаяния. Он говорил о «штормящем море»{879} и описывал тех, кто борется за революцию, как людей, которые «бороздят море»{880}. Когда Боливар год за годом поднимал своих соотечественников на мятежи и битвы, он напоминал им о южноамериканских пейзажах. Он говорил о поразительных пространствах и повторял, что их континент – «самое сердце Вселенной»{881}, чтобы его соратники по революционной борьбе не забывали, за что борются. Порой, когда казалось, правит только хаос, Боливар искал убежища в глуши, чтобы вернуть себе понимание происходящего. В неприрученной природе он усматривал параллели с людской свирепостью, и, хотя это ничего не могло изменить в условиях войны, такие мысли приносили странное утешение. В борьбе Боливара за освобождение колоний от испанских цепей эти образы, метафоры и аллегории из мира природы превращались в его язык свободы.

Чимборасо и Каркваирасо в нынешнем Эквадоре – одна из многих ярких иллюстраций из гумбольдтовских «Видов Кордильер…». Акватинта Ф. Арнольда

© Wellcome Collection / CC BY

Леса, горы и реки распаляли воображение Боливара. Он питал «истинную любовь к природе», как высказался впоследствии один из его генералов{882}. «Моя душа очарована первобытной природой», – признавался Боливар{883}. Он всегда любил простор и в юные годы ценил удовольствия сельской жизни и труд на земле. Пейзажи вокруг старой фамильной фазенды Сан-Матео близ Каракаса, где он целыми днями скакал верхом по полям и лесам, на всю жизнь неразрывно связали его с природой. Особенно сильно влекли Боливара горы, напоминавшие ему о доме. Весной 1805 г., когда он шел пешком из Франции в Италию, зрелище Альп вернуло его к мыслям о родине и заставило забыть об азартных играх и возлияниях в Париже{884}. К моменту встречи Боливара с Гумбольдтом в Риме летом того года он уже начал всерьез обдумывать восстание. По его словам, он вернулся в Венесуэлу в 1807 г., «пожираемый изнутри огнем мечты об освобождении своей страны»{885}.

В испанских колониях в Латинской Америке, поделенных на четыре вице-королевства, проживало примерно 17 миллионов человек. В Новую Испанию входили Мексика, частично Калифорния и Центральная Америка. Вице-королевство Новая Гранада раскинувшееся вдоль северной части Южной Америки, включало нынешние Панаму, Эквадор и Колумбию, части северо-запада Бразилии и Коста-Рику. Дальше к югу простирались вице-королевства Перу и Рио-де-ла-Плата со столицей Буэнос-Айрес, включавшее части нынешней Аргентины, Парагвай и Уругвай. Имелись и так называемые генерал-капитанства, к ним принадлежали Венесуэла, Чили и Куба. Генерал-капитанства представляли собой административные округа, обеспечивавшие этим областям автономию и делавшие их, по сути, тоже вице-королевствами. Обширная империя три столетия питала испанскую экономику, но с утратой огромной Луизианы, входившей в состав Новой Испании, по ней пошли первые трещины. Испанцы отдали Луизиану французам, а те в 1803 г. продали ее Соединенным Штатам.

Испанские колонии ощутимо пострадали от Наполеоновских войн{886}. Морские блокады, устраиваемые британцами и французами, сократили торговлю и привели к потере значительных доходов. При этом зажиточные креолы, к которым принадлежал Боливар, поняли, что ослабление позиций Испании в Европе можно использовать к собственной выгоде. Британцы потопили много испанских военных судов в Трафальгарской битве в 1805 г., решающем морском сражении войны, и через два года на Иберийский полуостров вторгся Наполеон. Затем он принудил испанского короля Фердинанда VII к отречению в пользу своего брата. Испания, бывшая всемогущая держава, превратилась в инструмент в руках Франции. После низложения короля Испании и оккупации метрополии иностранной державой некоторые южноамериканцы позволяли себе мечтать об ином будущем.