Кланы Америки. Опыт геополитической оперативной аналитики - Константин Черемных

Даже Анатолий Чубайс, более причастный к перераспределению, чем к производству, пришел на саммите АТЭС во Владивостоке в полный восторг от китайских фуллеренов, многократно удлиняющих срок эксплуатации традиционных строительных материалов. Но как уже было отмечено, исключительно исходя из логики мышления аналитика-синофоба, Европе и нам (то есть, по Иноземцеву — «Северу») такие изыски ни к чему: нам надо что-то такое удумать и внедрить, чтобы сначала разориться до степени неспособности приобрести даже китайский товар, а потом по какому-то волшебству возродиться. То есть, чтобы уморить мастеров кунг-фу, сначала сами себя вобьем в землю пяткой в грудь.

Мечта о возрождении из ничего, на пустом месте, по мановению какого-то незаслуженного небесного подарка, по украински называется «мрія». Корень «замирать» — от того же, что и «умереть». Сначала в качестве мрії, если вспомнить, фигурировало золото гетмана Полуботко, которое Лондон якобы должен и почему-то хочет отдать незалежной державе. В дальнейшем мрія всплывала в разных формах — то это был Черноморско-Балтийский нефтяной коридор, то чудесное спасение от наркомании путем отправления культа «Слово Веры», привезенного африканцем из Америки, то создание поместной церкви, то препарат «Тамифлю» от мошенников из ВОЗ, то сланцевый газ, то евроинтеграция.

Сланцевый газ объективно антиэкологичен. Иначе говоря, он в процессе добычи не просто нарушает некий трудно измеримый «баланс», на который уповают гринписовцы и им подобные. Он делает территории непригодными для жизни, поскольку на этих территориях почвенные воды становятся негодными к употреблению. И как раз по этой причине даже Франция, не боящаяся мирного атома и меньше прочих собратьев по ЕС отягощенная экологистскими предрассудками, запрещает этот вид добычи углеводородов. Польша не запрещает — но не потому, что поляки гордые люди, а по причине устоявшейся за 20 лет привычки опираться на Америку для «пидтрымки» собственных позиций в Евросоюзе.

А в Америке вокруг сланцевого газа, как известно, ломаются копья. Саботировать его добычу и транспорт пытались, естественно, активисты с «зелеными ценностями», составляющие ныне ядерный электорат Демократической партии. Идеолого-пропагандистский ресурс Демпартии, Центр американского прогресса (САР), солидаризировался с Occupy Wall Street именно потому, что эта массовка легла костьми на пути нефтепровода Keystone XL в защиту драгоценного подземного Огалалайского водовода. И на публичных мероприятиях по этой же причине ужимки и прыжки вождей индейских племен чередовались с выступлениями почтенных профессоров так называемого левого толка. И Барак Обама воспользовался этой массовкой, чтобы выиграть выборы. А потом, проказник, возьми да и подпиши проект этого самого Keystone, для пущей определенности назначив специалиста по сланцевому газу Эдварда Мониса главой департамента энергетики. Поскольку идеология идеологией, а геология — геологией: лет на двадцать сланцевого газа хватит и для производства бензина, и для давления на мировые рынки.

Кстати о зеленом повороте: мировой рекорд по количеству ветряных мельниц принадлежит Америке, и в то же время упрямый средний потребитель желает заправляться бензином, благо обычное авто, хоть вывернись наизнанку, дешевле электромобиля. А поскольку Америка — это не Дания, то велосипед заменяет авто ничтожному меньшинству. Поэтому «прогрессистам» волей-неволей приходится наступать на горло собственной песне.

Вышеназванные проблемы — от природных до сугубо политических — неизменно всплывают на выборах любых уровней в США. Левые голосуют за ветряные мельницы, а правые, то бишь, республиканцы — наоборот, за сланцевый газ. А власть поступает исходя из целесообразности.

А поскольку Соединенные Штаты не забыли, что некогда были индустриальной страной, и догадываются на опыте кризиса, что производством волей-неволей заняться придется, то американская мечта, при всей чудовищной перестановке смыслов, еще теплится — о чем и свидетельствовала инициатива Трансатлантической зоны свободной торговли. Тягаться с Китаем архисложно, но флаг не спущен. Другое дело, что если эта зона-таки возникнет, то от европейской индустрии не останется почти ничего. Но мечта требует жертв, на то она и мечта.

Мрiя отличается от мечты тем, что не предполагает каких-либо созидательных усилий. Кроме сугубо теоретических — о том, где бы отыскался благодетель чудесного расцвета нации, и какого внутреннего врага треба от этой манной небесной отстранить, чтобы на всех хватило. И здесь-то и возникают парадоксы логики, труднодоступные равно китайцу и американцу.

Так, на Украине существует целый куст общественных организаций, отстаивающих одновременно освобождение от олигархии и экономическое возрождение. Само по себе это не парадокс: если обобществить крупную индустрию, повторив опыт большевиков, и ввести на какое-то время военный коммунизм, то можно и в самом деле обойтись без олигархов. Однако приверженцы антиимпериалистической борьбы категорически ненавидят большевиков. Или жидобольшевиков, как выражаются их интеллектуальные лидеры, собирая юную аудиторию на мероприятия памяти Украинской повстанческой армии и Организации украинских националистов.

Однако массовый националистический пафос, подобно вирусу массово охвативший юношество, пропагандистски оснащен отнюдь не только портретами Степана Бандеры.

И антибольшевизм, и даже антимоскальство хотя бы и в преображенной форме антипутинизма — не единственный и не центральный смысловой элемент как идеологии, так и пропаганды новой националистической поросли. Это видно хотя бы по программе организации «Третья позиция», где провозглашается «пятиединая революция». Пять ее опор, столпов или ипостасей — это национализм, социализм, интегральная экология, культурный традиционализм и самоуправление.

Вы все поняли? Берутся две ценности из одной идеологической кучки, так называемой прогрессивной, две — из другой, одна — из третьей, взбалтывается, и получается коктейль. Многие заподозрят, что первые два ингредиента не зря перечисляются именно в таком порядке, как в названии НСДАП. То есть это уже готовая субстанция. Допустим. А как быть с другими элементами?

Самоуправление — из арсенала «европейских левых». С социальной справедливостью этот анархический императив, как и любые другие анархические императивы, успешно сочетается исключительно в теории, поскольку на практике социальную дискриминацию может преодолеть исключительно государство. Либо все общество — после как бы ненасильственного разбора по камушкам сегодняшнего мира — должно построить на его обломках первобытнообщинные отношения.

И вот ведь что интересно: Бандера в новейшей идеологической иконописи не столько военачальник, сколько самоуправленец и именно поэтому борец с империями, равно русской и германской. И ровно такие же чаяния, приукрашенные архаическими элементами культур, выражают иностранные обитатели того идеологического сектора глобальной Сети, который интересен новейшим украинским националистам.

Третий, средний элемент в списке, интегральная экология, вроде бы прямого отношения к реальному нацизму не имеет — если, конечно, игнорировать то обстоятельство, что профессора евгеники, обслуживавшие рейх, учились у англичан, а Международный союз за консервацию природы был основан вице-президентом Британского евгенического общества сэром Джулианом Хаксли. Поднимают ли экологическую тематику на знамена современные ультраправые? В 1995 году мне довелось общаться с австрийским правым радикалом по имени Лукас, который входил в оргкомитет альтернативной «зеленой партии». Он был поклонником Герда Хонзика — активиста с нацистским бэкграундом, как и у Йорга Хайдера, но с более радикальной антииммигрантской программой; на тот момент Хонзик скрывался в Испании от уголовной статьи за призывы к насилию. Запомнились три детали из того короткого разговора — о том, что белая раса нуждается в особо экологичном питании; что Хонзик встречается с некими очень влиятельными людьми в испанских замках; что германской и русской нациям следует справедливо поделить Евразию, но при этом Украина должна достаться германской расе (в дискуссию по этому поводу я вступать не стал, но сам тезис, исторически неудивительный, запомнил).