Лесная герцогиня - Симона Вилар

– Преподобный отче, о ком вы говорили только что? О какой женщине, о каком язычнике?

– Ты хочешь знать? Изволь. Того варвара, которого я упомянул, зовут Роллон. Он был таким же богомерзким завоевателем, как и прочие, пока… Пока жил в блуде с этой женщиной. У нее странное имя – Птичка. Она была родственницей графа Байе. И тем не менее эта Птичка сумела приручить и покорить варвара Роллона. Говорят, она его просто очаровала, и он терпел и ее властность, и помыкание, и даже измены. Это был богомерзкий союз варвара и христианки, но самое ужасное, что сия Птичка, даже обладая властью над Роллоном, ничего не предприняла, чтобы привести его в лоно нашей святой матери-церкви.

Эмме вдруг захотелось закричать, что все это неправда, но она сдержалась. Сцепив руки так, что хрустнули пальцы, спросила осевшим, плохо повинующимся голосом:

– И как долго властвовала над ним эта Птичка?

– Недолго. Уж поверь, любая дочь Евы, что обладает дурным нравом, недолго обитает в раю. Так и с Птичкой – вот уж воистину глупое имя. Роллон вскоре не выдержал ее вздорного нрава и изгнал ее. Хотя до этого даже готов был сделать ее законной супругой.

Эмма глядела на Седулия, не в силах вымолвить ни слова. А он, видя, какое впечатление произвел на нее рассказ, спокойно продолжал:

– Воистину эта женщина стала злым гением варвара Роллона. Хотя какой участи еще заслуживает язычник? Но тем не менее он оказался достаточно мудр, чтобы избавиться от нее. И тогда на него словно снизошла божья благодать. Он принял крещение, более того, он способствовал принятию христианства во всех подвластных ему землях. И в награду ему досталась лучшая невеста христианских краев, дочь короля Карла принцесса Гизелла.

Он умолк, снял нагар со свечи.

– Ну что, поучительная история?

Эмма вдруг заметила, что мелко дрожит. Однако ей все же удалось справиться со своим голосом.

– Воистину, святой отец, вы – кладезь поучительных историй. Однако неужели сей язычник теперь всем доволен?

– Конечно, – улыбнулся аббат. – Он стал герцогом, спас свою душу, и люди говорят, что он на редкость мудрый и справедливый правитель.

Эмма едва заметно кивнула. Но все же решилась спросить:

– А что сталось с той женщиной? С Птичкой?

– Что? Кого это теперь интересует? О ней забыли. А вот Гизелла стала любимой женой крещеного северянина, он чтит свою супругу и никогда не сожалеет о прошлом.

Эмма как сквозь туман видела улыбающегося Седулия. Весть из мира… И какая болезненная! Ролло и Гизелла. Он счастлив с ней. Она стала его любимой женой. Не вздорной и ревнивой сожительницей, а покорной и преданной подругой, с которой он познал славу и величие. Ей едва достало сил встать, она даже пожелала спокойной ночи аббату. Вышла спокойно, но потом пошла все быстрее и быстрее, сама не видя куда, словно желала скрыться от себя самой.

Она почти бежала, когда поняла, что строения монастыря остались позади, неслась, сама не видя куда. Ночь. Ей хотелось раствориться в ней, хотелось исчезнуть навсегда. Кому она была нужна? Ролло познал мир и покой с кроткой Гизеллой, он понял, что такая женщина и нужна ему. Он счастлив. А она?..

Обхватив руками ствол дерева, она разрыдалась в голос. О, как она ненавидела Ролло! Он перешагнул через нее, как через нечто ненужное, он забыл ее, забыл все, что было. А она еще тешила себя надеждой, что ему порой будет не хватать ее! Как ей самой не хватало его. И вот теперь… «Кого теперь интересует, что сталось с дурной женщиной», – сказал Седулий.

Она все плакала и плакала, пока совсем не отупела от слез. Зачем она вообще живет? На что надеется? Мир так ужасен: войны, набеги, голод, жестокости, тайные и явные убийства. И где-то далеко живет человек, который смог дать благодать целому краю. Но ей нет пути к нему. Ибо он полюбил другую.

– Эмма!

Все еще всхлипывая, все еще ничего не видя в пелене слез, она оглянулась. Мир казался расплывчатым, и она не сразу увидела, кто ее зовет. Но голос узнала. Бруно. Она разглядела, как он вошел в воду у противоположного берега, там, где ручей исчезал во мраке пещеры. Несколько сильных движений – и он уже возле нее. Вышел на берег, мокрый, огромный и совершенно нагой.

Эмма вытерла слезы, выпрямилась. Она совсем не боялась Бруно. Даже была рада ему. Спокойно разглядывала. Он стоял в нескольких шагах от нее, и свет склонившейся к лесу луны серебрил его сильное мускулистое тело. Она видела темные волосы у него на груди, столь жесткие, что даже после воды они продолжали виться вокруг сосков, проследила взглядом, как они редеют на животе, а затем вновь густеют в паху. Она слышала тяжелое дыхание Бруно, видела его возбужденную плоть, чувствовала, как он дрожит, как готов кинуться к ней. В другой раз она бы испугалась, но сейчас почувствовала даже облегчение. И она рада была, что встретила его. Он – это то, что ей сейчас нужно. Чтобы отвлечься, забыться, чтобы отомстить. Отомстить, даже если Ролло нет до этого дела.

Все еще всхлипывая, она пошла к нему.

– Ну же! Делай со мной что-нибудь.

Но он только смотрел на нее, словно еще не веря в свершившееся чудо.

– Я так ждал вас… – почти прошептал он. И Эмму раздосадовала его робость. Ей сейчас нужна была сила, страсть, ураган страсти, чтобы забыть все на свете.

– Так чего же ты медлишь? Небось с другими ты был куда как дерзок.

Она нервно стала распускать шнуровку. Чувствовала, как взгляд Бруно следит за ней, и ей вдруг стало легче. И, когда она резко сорвала через голову платье и он обнял ее, прижал к себе с нетерпеливой грубой силой, она ощутила странное, удивительное состояние. Она словно совсем перестала дышать, лишь в глубине ее оживало нечто забытое, горячее и нетерпеливое, и когда огрубевшие руки Бруно заскользили у нее по телу, словно желая изведать, ощутить ее всю, когда его губы коснулись ее плеч, шеи, она расслабилась и напряглась одновременно, выгнулась в его руках, застонала, и когда его жадный рот впился в ее губы, в голову ударила кровь, наполняя все ее тело неистовым быстрым желанием, и она была готова отдаться охватившей ее страсти без всяких колебаний. Это было так хорошо, это было забытье.

Бруно целовал ее яростно, властно, вздрагивая и задыхаясь. И она радостно отвечала ему. Его руки жадно мяли и сжимали ее тело, и Эмме стало казаться, что она сходит с ума. Все, как она и хотела. Сила, огонь, подчинение. И когда он опрокинул ее на землю, она исступленно застонала под тяжестью его тела. Словно боясь очнуться, словно желая идти навстречу проснувшемуся в ней мучительному зову плоти, она полностью раскрылась навстречу его страсти.

И тут совсем близко раздался вой волка.

Эмма широко открыла глаза.

– Бруно… Погоди, ради бога. Ты слышишь?

Долгий, протяжный вой, от которого вмиг схлынул жар ее тела. Ее даже пронзил озноб.

– Бруно, надо уходить. Надо бежать. Да отпусти же меня!..