Богам – божье, людям – людское - Евгений Красницкий

Впереди ехали трое наставников Младшей стражи: Алексей, Глеб и Стерв, а позади них знаменосец с черным знаменем, на котором корчился в складках полотнища «Лис, несущий сияющий крест во тьму язычества».

Естественно, Арсений, который, как и большинство ратнинцев, никогда не видел Младшую стражу в полном составе, был впечатлен:

– Д-а-а… Это ж сколько ты стрелков привел, Михайла?

– Сто десять и трое наставников. Еще десяток гонцов есть, но они бездоспешные и самострелы у них слабенькие – совсем дети еще.

– Угу, остальные больно взрослые! – не удержался от язвительного замечания Арсений, но тут же добавил: – Однако ж, если все так же стрелять будут, как вы тогда у Яруги… М-да, умудрил Господь Корнея, ничего не скажешь!

Для Мишки слова Арсения прозвучали прямо-таки песней, даже жалко стало, когда ратник перешел на деловой тон:

– Ладно, недосуг мне, слушай внимательно. Тебя, наставников и Дмитрия сотник ждет у себя в усадьбе, там уже все десятники, кроме Луки и Игната собрались…

– А где Лука с Игнатом?

– В усадьбах своих боярских. Лука еще и почти весь свой десяток уволок – родня же… Тьфу ты, не перебивай! Значит, в крепость к себе шли гонца, раз уж их у тебя целый десяток, предупреди, что баб с малыми детишками мы, от греха, из Ратного к ним отправляем, пусть пристроят на несколько дней. Что-то еще… да, отец Михаил тебя видеть хотел, но это потом, сначала ты к сотнику, а остальных в село заводи… Вот забота: куда ж вас девать-то стольких? И кормить еще…

– Еда у нас с собой в тороках, на неделю хватит, ну и обоз еще подойдет, хотя и небольшой…

– Ну и ладно. Все, поехал я!

– Куда это он так борзо ускакал? – поинтересовался подъехавший к Мишке Алексей. – Даже не поздоровался.

– Сказал, что недосуг, – ответил Мишка, – а на самом деле, я думаю, спохватился, что не подумали о том, где сотню отроков разместить. Но вообще-то это он зря, мы же в учебной усадьбе заночевать можем, если, конечно, ляхи сегодня не нагрянут.

– Только Корнею и заботы, чтобы нас спать уложить, не для того позвал, – проворчал Алексей. – Не для ночлега места выбирать надо, а для стрельбы, на заборолах-то вся сотня не поместится, надо места на крышах обустраивать. С Лукой бы потолковать…

– Нету Луки, в усадьбе он своей и почти весь десяток с собой увел, видать, занялся строительством всерьез. Игната тоже нет, а остальные десятники у деда собрались, и нас туда же зовут – меня, тебя, остальных наставников и Дмитрия.

– Ну, поехали тогда…

– Погоди, дядька Алексей, пусть отроки через мостки переправятся и проведем Младшую стражу через село строем и с песней – пускай ратнинцы на нас посмотрят.

– Нашел время красоваться! – встрял в разговор Глеб.

– Да не для красоты я!

Мишку взяла досада – опытный воин, а простых вещей не понимает.

– Пойми ты, Глеб, люди в тревоге, баб с малыми детьми собираются к нам в крепость отправлять! Надо людей приободрить. А еще ратнинцы Младшую стражу недолюбливают, сам знаешь. И тут увидят, как сотня самострелов к ним на подмогу пришла, да не просто так, а уверенно, стройно, весело, с песней. Глядишь, и хоть немного к нам отношение в добрую сторону переменится.

– Стратег… – поморщился в ответ Глеб, потом спохватился: – То есть как это баб с детишками отправляют? Корней что, Ратное сдавать собирается? Он что, совсем…

– Да не дергайся ты! – досадливо перебил Глеба Алексей. – Никто ничего сдавать не собирается! Стрелы тут будут летать, пожар может приключиться, да мало ли еще что! Очень тебе надо, чтобы во всем этом бабы да мелкота под ногами крутились? Уходят и хорошо – одной заботой меньше. Семен!

– Здесь, господин наставник! – звонким голосом отозвался Сенька.

– Пошли кого-нибудь из своих в крепость, пусть передаст… хотя зови гонца сюда, я ему сам все объясню.

– Слушаюсь, господин наставник!

Сенька отъехал чуть в сторонку и пронзительно свистнул, с того берега отозвались, и один из мальчишек сунулся было к мосткам, по которым редкой цепочкой, чтобы не повредить хлипкую конструкцию, каждый год обновляемую после весеннего ледохода, двигались отроки Младшей стражи. Его конечно же не пустили, и тогда мальчишка погнал коня через Пивень вплавь.

– Лихие у тебя гонцы, Семен! – улыбаясь, похвалил Алексей.

– Так наставник Тит учит строго: умри, но весть доставь! – отозвался Сенька, зардевшись от похвалы старшего наставника.

Пока Алексей втолковывал мокрому, но полному энтузиазма и готовности к подвигам гонцу, что и как надо сказать боярыне Анне Павловне, Мишка строил Младшую стражу на берегу и инструктировал урядников:

– Запевалы, вперед. Сейчас пройдем строем и с песнями через все село. Вид иметь лихой и веселый, петь громко и с присвистом, пускай ратнинцы видят, что их пришли защищать не молокососы, трясущиеся перед первым боем, а почти готовые воины, только молодые. Ну и… – Мишка запнулся, но решил, что кашу маслом не испортишь, – и на девок поглядывайте. Строй не нарушать, ничего им не кричать, но подмигнуть одной-другой не запрещаю.

Отроки на столь необычное предписание отозвались нестройным довольным гулом и смешками. Мишка дал им немного пошуметь, потом сделал строгое лицо и скомандовал:

– В колонну по три! За мной, шагом, вперед! Запевай!

Сталь звенит,

И враг бежит!

На знаменах

Крест блестит!

Тверже шаг,

Смелей вперед,

Воевода нас ведет!

Стихи были Мишкины, музыка ансамбля «Beatles» – «Yellow submarine». Однажды на вечерних посиделках, слушая пение отроков и девиц, Мишка вдруг обнаружил серьезнейший пробел, как в собственном, и без того мизерном, музыкальном образовании, так и в идеологической работе с личным составом. Ни в школе, на уроках пения, ни в солдатском хоре не было ни одной песни с религиозным содержанием. Еще бы! В советской-то школе и в Советской же армии! Естественно, не было таких песен и в личном Мишкином репертуаре, на который он только и мог опираться, разучивая с Артемием «новые» песни. Пришлось приняться за стихосложение. С мелодиями особого напряга не было – никто в плагиате не обвинит, а вот с текстом…

То, что сейчас исполняли отроки, как раз и было первым Мишкиным опытом в роли поэта-песенника. В голове тогда крутился мотив «Yellow submarine», и Мишка решил, что он подойдет – мелодия простая, но прилипчивая, строки короткие, так что со всякими ямбами и хореями особенно заморачиваться не придется.

Так и родились первые строчки: «Сталь звенит, и враг бежит». Дальше пошло легче: меч разит, конь летит, стрела свистит, а враг соответственно бежит, дрожит, разбит, лежит и даже смердит. И по этому поводу «Тверже шаг, смелей вперед!», потому что воевода-батюшка, невзирая на сложности бытия, исполняет свои обязанности надлежащим образом, а на знаменах блещет православный крест. Особенно «удался» припев – в духе православного воинства, твердо и недвусмысленно: