Люди ПЕРЕХОДного периода - Григорий Ряжский

Казалось, уйдя на какое-то время в прострацию на почве личных воспоминаний, Венера просто забыла обо мне вообще. Наверное, она была у местного начальства не на самом лучшем счету, коль скоро разрешила себе такую вольность отрешиться от реального сакрального долга и бросить меня вместе с моей оболочкой додумывать варианты выхода из местного тупика. Впрочем, окончательные выводы я сделать пока не смела, поскольку сама всё ещё пребывала в полушоке от случившегося со мной сразу после того, как я грохнулась на пол перед вытяжным шкафом, втянулась воздушным потоком в раструб и вслед за этим незаметно для самой себя прошла Проход Перехода. Стоп! Нужно было выяснять дальше, нельзя было тормозиться даже на малую единицу отсутствующего в этой местности времени.

— Какой параллельной? — искренне не поняла я и в недоумении уставилась на Венеру, плохо понимая, о чём она. — Какие ноги, кто вытирает?

— А-а, да, ты же не в курсе ещё, — опомнилась та и тут же придала лицевой оболочке выражение наставнической благостности. — Тогда слушай сюда, просвящаю, это у нас тоже в программе первого оборота.

— Какого оборота, в каком смысле? Кто куда кого оборачивать должен? Вы о чём?

— Ясно… — Венера вздохнула, выпустив из ротовой полости имитацию воздушного потока. — Давай, запоминай. Их семь всего, оборотов, и задача твоя достичь вышнего, последнего, того, где Верховный располагается. Он и определит тебе будущее, либо окончательно прекрасное, либо из оставшихся, по факту. А начинают прибывшие с нижних, правда, многим и этого не перепадает, потому что неправильно заявляют себя с самого начала и соскакивают уже на первом обороте. Теперь ясней?

Всё это продолжало напоминать маленький сумасшедший дом на двоих в китайском предместье внутренней Монголии. И действительно, сумрачный туман так и не рассеялся, пыльный наст, недвижимо накрывший собой безбрежную песчаную твердь, при полном отсутствии ветра основательно спёкся в несимпатичную бесцветную корку. Но главное, не хотелось ни есть, ни пить, ни спать. Более того, я поймала себя на мысли, что не понимаю, как в этом удивительном пространстве, взявшемся ниоткуда, работает само время и где его границы, как они отсчитываются, кем? И как тут, собственно говоря, и чем в этой дикой местности, необъятно раскинувшейся сразу же после Перехода во всех направлениях мироздания, определяется всё остальное, начиная от продолжительности любого события и до попадания в очередную нереальность? Что за дела-то такие, в конце концов?

— Нет, не ясней, — ответила я, понимая, что никакой это не подвох, а просто полное неумение владеть способами донесения информации. Помнится, и тогда, в гостях у Рыбы, Венера эта, управительница армянского «Низа» с довеском в виде голого балета, мало чего понимала, судя по тогдашним разговорам, в бизнес-планах, а всё больше глядела Гамлету в рот, ища любой благосклонности. — Ничего не ясно вообще. Прежде всего, я хотела бы знать, как я здесь оказалась и почему. И что означает для меня всё это, — я развернулась полной оболочкой и панорамировала обеими руками окружающее пространство. — И кто меня убил, если убил? И где моя душа, если я — это не она? И почему вы, Венера, пришли ко мне в «Шиншиллу» и стали меня запугивать, после чего я не могу вспомнить ни одной минуты из своей последующей жизни на земле? — Я посмотрела на неё со всей не присущей мне суровостью и добила список последним вопросом на этот условный час: — И как вы узнали моё первое имя?

— Может, присядем? — вместо ответа Венера опустилась на песчаный наст и раздумчиво покачала лысой оболочкой головного шара. Свет под её глазами отчаянно замигал, видно, перебои с подачей местной энергии были тут делом нормальным, судя по тому, что этот факт её особенно не обеспокоил. Она просто, как делала это раньше, дёрнулась всей спиной, и подсветка погасла вообще, издав слабый отключающий хруст в районе позвоночника. Сев на поверхность пустыни, для начала Милосова прикинула что-то про себя, это было заметно по тому, как она молча помогала руками своему мыслительному процессу. В итоге отозвалась очередным сообщением: — Знаешь, а ведь ты меня озадачила, Магда, — этими словами она явно подтверждала тот факт, что признаёт правомочность моих не слишком приятных для себя вопросов. — Я ведь встречала-то вас, если честно, не так уж часто. Мне только недавно доверили взять под себя новоприбывшего и вести его дальше, до смены оборота, если что. А посланницей назначили так вообще только-только, так что, можно сказать, мы теперь с тобой каждый осваиваем новое для себя пространство, каждый своё.

— А если ближе к делу? — с непривычной моему характеру настырностью я всё пробовала принудить её включиться в полноценный диалог, потому что мне и в самом деле было чрезвычайно важно хотя бы через раз получать от неё более-менее вразумительные ответы на свои вопросы. То, что она дама с недалёкими возможностями, но зато и с хваткой недоброго зверя, мне уже было известно. Правда, это было там, мы же с ней были здесь, и это обстоятельство уже невозможно было не принять в расчёт.

— А если ближе, то клянусь, первый раз в жизни вижу тебя, честно, что в той, что в этой. — Она сказала это так, что мне просто пришлось поверить в её слова. И снова ощущение было более чем странным, если не сказать абсурдным или даже абсолютно диким. Сами понятия, которыми, находясь в этой малопонятной надземке, нам приходилось оперировать, все эти «в жизни», «честно» и «клянусь», будто с издёвкой выпущенные в этот пустынный вакуум встретившей меня посланницей, на деле были совершенно незаменимы, потому что попадали, как я чувствовала, ровно в масть, не оставляя повода усомниться в искренности этой отвратительной в прошлом тётки с каратниками в ушных мочках.

— Хорошо, но с какого времени ты здесь обретаешься? — Я вдруг решила выяснить эту важную подробность и, несмотря на нашу разницу в этих загадочных оборотах, незаметно для себя перешла с ней на «ты». — Я имею в виду, если считать от тех времён, от земных, от понятных.

— Ну, если так уж поточнее обозначить, то помню себя с точки, когда меня душили, потом насиловали в очередь, а после… после — всё, провал, дальше пустое всё, чисто беспамятное, — снова пару раз сокрушённо качнув сверху вниз лысым шаром, протянула Венера, — но, судя по твоим словам, я там ещё вполне себе живая и даже при делах… Вот не знаю теперь, радоваться за себя или же лучше огорчаться.

— Тебя что, действительно изнасиловали? — переменив свой настрой, участливо спросила я эту несчастную в прошлом женщину-оболочку, назначенную мне в поводыри. — Кто же посмел это сделать, как это вообще могло произойти? Ты же, насколько я помню, была чрезвычайно успешной бизнесменшей, заведовала каким-то там топлес-балетом в клубе «Низ», в «Ереван-плазе», у некого Гамлета Айвазова. Там ещё Ашот с вами работал, кажется, наверху, торговлей заведовал, бутиками разными и остальными делами, тоже под Гамлетом ходил, если не ошибаюсь. Вы же с ним ещё Германа моего к себе переманить собирались, как же ты не помнишь всего этого? И как все мы тогда у Рыбы в пентхаусе на Остоженке познакомились, у Музы Палны, тоже забыла?

Венера молча смотрела на меня, замерши всей хламидой, скрывавшей оболочку её нового разума и обновлённого духа, и ничего не могла с собой поделать. Я видела, как силилась она сполохами прошлой памяти восстановить картинки навсегда стёртых её воображением земных чудес, и поняла вдруг, что сделать это ей уже не удастся. Что-то такое, чего я ещё совсем недавно не могла осознать, стало медленно затекать под мою хламиду, растя и набухая там как вполне земные дрожжи. Кстати, Герман никогда не рекомендовал покупные дрожжи, говорил, они содержат слишком много неэффективных примесей, затормаживающих процесс вызревания. Он предпочитал готовить их сам: они бывают из пива, из картошки, из сухого или свежего хмеля, солода, изюма и ржаного хлеба. Вы бы предпочли какие? Он больше любил из картошки, потому что она, как правило, всегда, в отличие от пива или изюма, была у нас под рукой. Итак, две картофелины натрите на мелкой тёрке, добавьте одну чайную ложку соли, одну столовую ложку песка и одну столовую ложку воды. Размешайте, оставьте на полдня, и ваши дрожжи готовы. Просто, правда? Кстати, вместо дрожжей в тесто можно добавить ложку рома или коньяку, это даст примерно такой же эффект, как и дрожжи, и изменит вкус теста в правильную сторону.