Русь в IX–X веках. От призвания варягов до выбора веры - Владимир Петрухин

НПЛ (с. 107), напротив, констатировала: Игорь «дани устави СловѢномъ и Варягомъ даяти, и Кривичемъ и Мерямъ дань даяти Варягомъ, а от Новгорода 300 гривен на лѢто мира деля, еже не дають (курсив мой. — В. П.)». Повтор имени варягов, как и повтор имени словен в предыдущих фразах о войске, делает неясной летописную формулировку: то ли речь идет о дани кривичей и мери объединению словен и варягов, то ли слова «и Варягомъ даяти» являются вставкой (ср.: Шахматов 2002. С. 213, 228), и данниками были словене, кривичи и меря, призвавшие князей. Вероятно, новгородский летописец стремился подчеркнуть независимость словен от варяжской дани, идущей дружинникам киевского князя: дань варягам «мира деля» новгородцы больше не дают (НПЛ. С. 107; ср.: Шахматов 2002. С. 227 и сл.).

Это различие представляется принципиальным, отражающим позицию составителя НПЛ в XIII в. НПЛ была воспринята древняя традиция начальной летописи (Начального свода — первой редакции ПВЛ), но неприемлемым и непонятным было прямое отождествление призванных князей и их дружины с русью («всей русью» начальной летописи). Отсюда замена «всей руси» в тексте варяжской легенды НПЛ на «дружину многу и предивну» и стремление развести русь и варягов в начале новгородской истории[135].

Русь для составителя ПВЛ — один из варяжских народов. Так воспринимал летописный текст и А. А. Шахматов: фразу варяжской легенды о трех призванных князьях, которые «пояше по собѢ всю русь», текстолог интерпретировал «напрямую» — летописец знал, что среди варягов нет народа по имени русь и изобразил дело так, что этот народ целиком взяли с собой призванные князья. Авторитетный исследователь летописных сводов не обратил внимания на то, что договор Олега 911 г. был заключен князем от имени «всѢхъ иже суть под рукою его Руси» (ПВЛ. С. 18; ср. в § 3).

Неприемлема и конъектура, принятая издателями ПВЛ в отношении данников варягов: те «брали дань на чюди, на словенѢх, на мери а на всѢхъ, кривичѢхъ» (ПВЛ. С. 12). Запятая, разделяющая всѢхъ и кривичей, призвана ввести в список данников финское племя весь — ведь Белоозеро, ареал веси, оказалось во власти призванных князей. Речь же в летописи идет о «всех кривичах» — это племенное объединение жило разбросанно в верховьях Западной Двины, Днепра и Волги. Соответственно со словами призвания к варяжской руси в летописной легенде обращаются «чюдь, словБни, и кривичи и вси» (ПВЛ. С. 13): перед нами распространенная (см. выше о франках) архаичная традиция (известная славянам)[136], когда правовые решения принимались всей совокупностью субъектов права — «всем миром». В конце древнерусского периода, когда в 1207 г. князь Константин явился из Новгорода во Владимир к своему отцу Всеволоду (Большое Гнездо), его встречали «вся братья его… и вси мужи его, и горожане вси от мала и до велика» (ПСРЛ, т. 1, стб. 428–429).

Нелетописный текст, относящийся к циклу произведений о Борисе и Глебе, «Сказание о чудесах св. Романа и Давыда» описывает неурядицы в Киеве после смерти киевского князя Святополка Изяславича и призвание на стол Владимира Мономаха (1113): «съвъкупивъше ся вси людие, паче же больщии и нарочитии моужи, шедшее причьтъмъ всѢхъ людии и моляхоу Володимира, да въшедъ оуставитъ крамолоу соущюю в людъхъ» (Усп. сб.: 69). Мономах дает «устав», очередной раз реформируя русское право после неурядиц (ср.: Петрухин 2000. С. 195 и сл.).

Слова «вся русь», фрагмент договорной лексики — ряда с призванными князьями, был уже непонятен новгородскому летописцу (НПЛ неизвестны договоры руси с греками). «Русь», «Русская земля» для Новгорода — это, прежде всего, Среднее Поднепровье с Киевом, Черниговом и Переяславлем. Когда сформировалось это противопоставление Новгородских «верховских» земель и «киевской Руси» — во время «новгородской революции» 1136 г. (см. НПЛ. С. 208 и сл.), или с обоснованием Олега и Игоря в Киеве; когда Новгородская земля стала считаться «внешней Росией» — особая проблема[137].

Новгородская тенденция противопоставления варягов и руси (разделяемая А. А. Шахматовым) не могла быть проведена последовательно: в древнерусской официозной (княжеской и летописной) традиции укоренилось предание о варяжском происхождении имени русь, но можно было противопоставить этой традиции утверждение, что «суть новгородстии людие до днешняго дни от рода варяжьска», но не «от рода русского», и не дают дани дружинникам киевского (русского) князя.

Почему же призванная скандинавская дружина называла себя «вся русь»?

Русский летописец дал вполне однозначный ответ на вопрос, сформулированный им в начале «Повести временных лет»: «Откуду есть пошла Руская земля» — от призванных в 862 г. (лето 6370 от сотворения мира по летописной датировке) «варягъ прозвася Руская земля» (ПВЛ. С. 13). Это утверждение вошло во многие летописные своды и стало общим местом русской средневековой историографии. Почти та же фраза читается в Новгородской первой летописи младшего извода (НПЛ), составленной позднее — видимо, в XIII в.: «От тѢхъ варягъ, находник тѢхъ, прозвашася Русь, и от тѢхъ словет Руская земля» (НПЛ. С. 106). Казалось бы, летописи не дают серьезных оснований для споров, по крайней мере, о происхождении названия русь. Но именно разночтения между «Повестью временных лет» и Новгородской летописью привели к противоположным трактовкам начала руси.