Мы с королевой - Сью Таунсенд

Черная дверь приотворилась, и Джек нырнул в дом.

— И чего это он тут молол ? — спросил Спигги, совершенно сбитый с толку длинными учеными словами.

— Джек Баркер отдал нашу страну в залог Японскому банку! — воскликнула королева.

— Бог ты мой! Мы что же, теперь по-японски должны будем говорить? — изумилась Вайолет.

— Уж я, во всяком случае, не стану, — заявил Уилф. — Слишком стар я, черт побери, чтобы учить еще один язык; я по-английски-то еле балакаю.

— Один мой знакомый, — заметила Беверли Тредголд, — сходил разок в японский ресторан. Жуть, говорит, полная. Кормили одной сырой рыбой.

— Пусть они не думают, — возмущенно начала Вайолет, — что стоит им сюда заявиться, и мы сразу перестанем готовить рыбу по-нашенски. Я, например, на это ни за что не пойду.

— А за квартиру кому теперь платить? — спросила Филомина Туссен. — Городскому совету, как раньше, или Японскому банку?

— Будь у нас нормальная писаная конституция, — процедила Маргарита, — ничего подобного бы не произошло.

Королева поспешно вышла из переполненной комнаты. Казалось, голова вот-вот лопнет. Неужели только она одна вполне поняла смысл заявления Баркера? Ведь совершен государственный переворот. Британию аннексировали, превратив в еще один отдаленный от метрополии японский остров. Королева пошла за дом, в сад. Гарриса по-прежнему нигде не было видно. В его миске лежала вчерашняя еда. Королева опорожнила миску в мусорное ведро под мойкой.

Хорошо хоть, что Филип сошел с ума, подумала она. Узнай он, что его любимую, ставшую родной страну продали, как рыбу на базаре, он бы, наверное… спятил.

Схватив транзисторный приемник «Сони», королева швырнула его об стену. В дверях появилась Анна.

— Мам, пойди-ка посмотри, — сказала она.

Теперь показывали Малл[60], вдоль которого стояли толпы людей. Некоторые размахивали национальными флажками, другие — флагами с восходящим солнцем. Королеве, имевшей в таких делах огромный опыт, было совершенно ясно, что люди эти даже не догадываются, по какому поводу собрались. Они пришли просто потому, что полиция стала огораживать улицу барьерами.

Фицрой тем временем объяснял Диане, что может теперь лишиться работы. Он специализировался на экономическом спаде, напомнил он ей, а если со спадом покончено, зачем тогда он нужен?

Лица лондонцев исчезли с экрана, и камера показала золоченую карету, которую везла четверка белых лошадей, украшенных плюмажем; карета проехала под аркой Адмиралтейства и двинулась по Маллу. Толпа продолжала ликовать, хотя сквозь зашторенные окна не видно было сидящих внутри пассажиров.

— Идиоты, они и обезьян приветствовали бы точно так же! — в ярости воскликнула королева.

— А мы и были обезьянами, мама. Жили в зоопарке, и публика ходила на нас глазеть. Я рада, что вырвалась оттуда.

Королева заметила, что Спигги тихонько придвинулся поближе к Анне. В комнате стало невыносимо жарко. Королева чувствовала, что ей надо скорее выйти на свежий воздух. В висках у нее стучало.

Когда экипаж свернул в ворота Букингемского дворца. Тони Тредголд спросил:

— Кто ж там в карете-то?

— Откуда мне знать? — огрызнулась королева.

Картинка на экране сменилась: теперь под Тауэрским мостом проплывал японский фрегат. Шеренги английских и японских моряков на палубе отдавали честь. Королева презрительно фыркнула. Вдруг камера показала балкон Букингемского дворца, на который вышли две крохотные фигурки. Общий план резко сменился крупным, и стало видно, что одна из фигурок — Джек Баркер, одетый как игрушечный оловянный солдатик. На нем была треугольная шляпа с белым пером и багряный китель, увешанный знаками отличия и наградами, неизвестными королеве. Рядом с ним стоял император Акихито в ослепительном шелковом кимоно.

Они помахали собравшейся внизу толпе, и толпа тут же замахала в ответ. Затем Джек шагнул влево, а император вправо, и на балконе появились еще две фигуры, одна в мерцающем белом одеянии из шелка и шифона, в головном уборе с флердоранжем. Вторая — в серой визитке и цилиндре.

— А это еще кто, черт возьми? — воскликнула королева. Камера послушно приблизилась, чтобы ей было виднее. То был ее сын Эдвард с пасмурным лицом и тусклым взглядом; он держал за руку свою невесту — Саяко, дочь императора.

Королева не верила собственным глазам: император улыбается новоявленному зятю, а Эдвард, будто заводной манекен, наклоняется и целует молодую жену. Толпа внизу завопила так громко, что в телевизоре что-то задребезжало.

— Они похитили Эдварда! — вне себя от злости и отчаяния крикнула королева. — Теперь его заставят жить в Токио в качестве ее принца-консорта! — Она яростно тыкала пальцем в лицо Саяко на экране, сразу и навсегда невзлюбив свою новую невестку.

Тут раздался громоподобный гул. На экране засинело небо над Букингемским дворцом; на переднем плане торчал пустой флагшток. В вышине с воем возникли бывшие «Красные дьяволы»[61], теперь окрашенные в желтый цвет, и принялись крутить над дворцом замысловатые «петли» и «бочки», вызывая восхищение толпы. Эдвард мрачно наблюдал, как самолеты исчезают над южной частью Лондона.

Вот тут-то оно и произошло. По флагштоку, высокомерно хлопая на ветру, медленно пополз вверх флаг. Флаг был японский.

— Что, мир уже совсем, черт подери, сошел с ума? — закричала королева.

Опираясь на руку Эдварда, Саяко нагнулась; по виду ее можно было заключить, что сейчас она поднимет нечто такое, благодаря чему ее мгновенно полюбят миллионы сидящих у телевизора обожателей животных. Она выпрямилась, и камера показала то, что Саяко зажала под мышкой. Это был Гаррис в украшенном флердоранжем ошейнике.

— Гаррис! Ах ты, поганый маленький предатель! — взвизгнула королева.

Гаррис льстиво заглядывал Саяко в глаза. Император протянул руку, чтобы погладить английскую собачку. Гаррис оскалил зубы и зарычал. Император по глупости еще раз попытался приласкать собачку, но успеха не имел: Гаррис злобно вцепился в большой палец императора. Император хлестнул Гарриса перчаткой и в тот же миг утратил расположение всей английской телеаудитории.

Гаррис злорадно оскалился, а потом залился яростным лаем. Камера показывала его все более крупным планом, и наконец его голова заняла экран целиком. Королева и ее гости в тревоге отпрянули от телевизора, на котором видны были только острые зубы Гарриса и его пурпурно-красный язык.

Королева вздрогнула и проснулась. Прыгая, как мячик, перед телевизором, Гаррис лаял с невиданным остервенением. Королева была вся в поту. Тяжелые полотняные простыни облепили ее влажным холодом. Как обычно, она поглядела в угол, на пятно сырости, но его не было, вместо него виднелось нечто похожее на тонкую шелковую обивку.