Авиньонский квинтет. Ливия, или погребённая заживо - Лоуренс Даррелл

— Мы будем как раз вовремя, — сказал он.

— Вы всегда это делаете? — спросила она, и он с горячностью кивнул головой.

— С тех пор, как в первый раз увидел Тернера, — ответил он, — много лет назад. В разное время года он разный. — Он стиснул ее руку.

— Об этом никто не знает, потому что это только мое. Так сказать, мой личный запасник.

Потом он напустился на галерею Тейт за то, что огромное количество пейзажей Тернера они держат в подвале, не желая их выставлять. А потом обрушился на Рёскина за предвзятость.

— Позор! — воскликнула она.

Какой же была Темза широкой, как величаво несла свои воды под мощным устойчивым старым мостом. В это время по нему проезжало мало машин, и можно было услышать шорох волн, дальние гудки, даже голоса. Мачты судов плыли в вечернем небе. В умирающем свете дня вокруг принца и принцессы раскинулся Лондон. Следы от подков стали глубже, это когда они опять оказались на берегу, а вскоре кучер резко свернул направо, чтобы проехать мимо длинных угрюмых стен фабрики, у ее фасада, выходившего на реку, они позже познакомятся с вычурной легендой о Серебристых Мучных Красавицах. По будням, если заглянуть в ворота, можно было увидеть мучнисто-белые фигуры, очень похожие на снеговиков, которые, казалось, совершали некий средневековый обряд. А по воскресеньям все тут было тихо. Лишь дети из бедных семей играли в вечные крикет и футбол на поле с вытоптанными проплешинами. Это был унылый, убогий, жалкий уголок, и принцесса невольно подумала: куда это мы направляемся? Однако ждать пришлось недолго, ибо церковь Святой Девы Марии все еще «сияла» тут, как виноградник Марфы,[180]среди мрачных уродливых фабричных корпусов и жилых многоэтажек. Когда они остановились у изящных железных ворот, за которыми был зеленый газон, она увидела, что с западной стороны виден огромный кусок неба, ибо там не было назойливо торчащих домов, которые отвлекали, мешали любоваться закатом. Она грациозно, как птичка, крутила головкой, осматриваясь.

— Вы все увидите Его глазами! — вдруг восторженно воскликнул он, чуть ли не с религиозным благоговением, и ей даже пришло в голову, не скрывается ли под его многословными излияниями церковный фанатизм.

— Чьими? — переспросила она, заметно побледнев и с часто бьющимся сердцем.

— Его! — твердо произнес он, и больше не проговорил ни слова.

Итак, год 1777 встретил их за рекой в виде церкви Святой Девы Марии с четырьмя выразительными колоннами, поддерживающими, точно кариатиды, крытый портик. Шпиль, часы, зеленая колокольня — очень скромные, но полные живой прелести, все сооружение поражало тонким очарованием. Поистине это был райский приют, совершенный образ архитектуры деревенской церкви, истинный символ праведности. Грохот фабричного Лондона даже как будто стихал рядом с церковью, излучающей покой и чистоту. Трава у входа была свежей и блестящей, этот зеленый ковер был пришпилен к земле несколькими рослыми деревьями. Однако церковь занимала совсем небольшое пространство, его ограничивала мощная дамба, по другую сторону которой лежала пара кораблей, выброшенных на берег приливом и опрокинутых на бок, так что их мачты едва не забрались в сад. Принцесса не посмела воскликнуть: «До чего же красиво!» — это прозвучало бы слишком банально. Вместо этого она пробормотала по-арабски: «Безумие!»

И расположена церковь была так, как подсказало синее небо, не иначе. Чуть-чуть была развернута, чтобы фасад смотрел на дальние извивы реки, по берегам которой здесь, с западной стороны, рос густой лес, отчего линия горизонта была необыкновенно живописна, с множеством щелей, ажурных переплетений, перепадов высоты, сквозь которые пробивались лучи заходящего солнца. Этот волшебный вид, столь воздушный и хрупкий, едва ли изменился с того времени, как построили церковь и открыли приход Баттерси — за пять лет до возникшего у Блейка желания обвенчаться тут с его Кейт.

Мистер Крэггс, церковный служитель, терпеливо ждал их с ключами наготове — принц всегда звонил ему заранее, если погода предвещала красивый закат. Несмотря на строгие правила, мистер Крэггс рад был услужить принцу, так как получал щедрые чаевые. «Никогда не обижает», — говорил он благоговейно внимавшим ему завсегдатаям «Ворона» или столь же благоговейно выслушивающим его посетителям «Кувшина и бутылки» или «Старого лебедя», практически примыкавших к маленькой церкви. Принц вычитал у Теккерея, что соверен — «адекватная компенсация» за особые услуги, и хотя монета уже не была в ходу, каждый месяц банк, по его распоряжению, присылал двенадцать соверенов. Эти монеты творили чудеса. К тому же он крепко сдружился с Крэггсом, а теперь тот был очарован и принцессой тоже; он помог ей сойти, правда, немного неловко, ибо его мучил радикулит.

— Господин Ахмед, — сказал он, — отродясь не видал таких пригожих девушек.

Принц зарделся от гордости. Как раз в тот день Крэггс, к счастью, должен был отправиться на собрание Легиона — во всяком случае, так он сказал.

— Сегодня никак, бежать мне надо. — Однако заветное старое дубовое кресло уже стояло на нужном месте. — Но вам-то я доверяю, сэр, поставьте его потом, сами знаете куда, а ключ в ту дырку суньте, в стене которая. — Это был обычный их ритуал, принц молча кивнул в ответ. — Тогда приятного вам заката, — добродушно произнес Крэггс, обматывая шею шерстяным шарфом и водружая на голову шляпу-котелок. Эти манипуляции дали ему возможность вполне тактично помедлить, а принцу — достать из кармана в жилете «цельный соверен». Как всегда Крэггс изобразил безмерное удивление, а потом, пообещав выпить за благополучие Египта и за здоровье леди, удалился. Было очень тихо. Они остались одни. Карету кучер перегнал поближе к пабу.

— Какой он добрый, — сказала она, преодолев пару лестниц, ведущих к балкону на фасаде. — Даже поставил для вас кресло. Теперь я все поняла. Вид отсюда действительно потрясающий!

Она уселась в неуклюжее дубовое кресло и стала смотреть поверх балконов «Лебедя» вдаль, на причудливо украшенную лесом линию горизонта, где медленно прогорал закат Тернера, постепенно тускнеющий в сумерках, тронутый тут и там огнем, словно всполохом тлеющих угольков.

— Нет! — сказал принц, на лице которого отражалось несказанное блаженство. — Вы еще не совсем поняли. Фозия, вы сидите в Его кресле, в собственном кресле Тернера, которое он завещал этой церкви! Он сидел именно на этом месте, изучал световые эффекты, бог знает, сколько лет… И теперь в этом кресле — вы…

Волнение душило его. Она здесь, в кресле Мастера — это было то самое место, откуда он начал великое странствие к своей сути. Это грандиозное интеллектуальное приключение — попытка стать самим собой! Его пальцы нащупали в кармане дорогое обручальное кольцо, — он заказал его в Нубии. Принц надел кольцо ей на палец, и она молча, опустив голову, тихонько потянула носом, наверное, чтобы не расплакаться. Он мгновенно почувствовал себя победителем.

— Конечно же «да»? — спросил он, не сомневаясь в ответе.