Мщение справедливо - Николай Леонов

Если бы женщина была из чужого лагеря, то на кой черт устанавливать этот «жучок» и рисковать, если всю необходимую информацию можно получать непосредственно от нее самой?

Хлопнула входная дверь, и в комнату влетела Татьяна. Она привычно швырнула сумку на диван, начала стаскивать мокрый плащ. Гуров поднялся и помог ей, после чего обнял ее так крепко, что женщина пискнула, взглянула на улыбающегося Гурова удивленно и сразу спросила:

– Что произошло?

– Ничего, Танюша, ничего, – ответил Гуров, пытаясь придать лицу серьезное выражение.

– Врешь, поэтому иди на кухню и приготовь мне яичницу.

Татьяна поужинала, даже выпила рюмку водки. Гуров помялся: он дал себе зарок воздержания. Но сейчас не выдержал и тоже выпил, уж очень удачен был день. Потом он поднялся, плотно закрыл дверь из кухни в гостиную, сел напротив Татьяны и негромко сказал:

– А теперь, дитя мое, расскажи, каких мужиков ты принимаешь в этой квартире в мое отсутствие?

– Не мужиков, а одного мужика, и не принимаю, а пустила на минуточку. А теперь удовлетвори женское любопытство и ответь: как ты об этом узнал?

– Как я узнал – неинтересно. Мне интересно знать, как ты могла, зная, где и кем я работаю, пустить в квартиру постороннего мужчину?

Татьяна смутилась, порозовела и, слегка запинаясь, подробно рассказала о встрече на бульваре, сказала, что училась вместе с Михаилом, что пятнадцать лет назад у них был роман-экспресс, который начался в понедельник и закончился в четверг.

– Теперь расскажи, как его зовут, как его фамилия, где он работает, чем занимается?

– Что он делает сейчас – я не знаю, он что-то говорил про Внешторг, но в молодости он хотел стать Зорге, учился в специальной школе, уж и не знаю, почему он оттуда шел. То ли романтика улетучилась, то ли его поперли за что-то, но знаю точно, что училище он не закончил.

– Значит, это Галей, а не Якушев, – вслух казал Гуров. И повторил: Галей, а не Якушев... Когда вы находились в квартире и он ид ел в кресле в гостиной, ты оставляла его одного?

– Буквально на две минуты, я зашла в ванну.

– Две минуты, дорогая, это уйма времени, и теперь в нашей гостиной имеется подслушивающее устройство. Так что при разговорах учитывай, что ты говоришь не только со мной. Но и не перегибай палку, будь естественной, говори свойственные тебе глупости. Можешь даже про любовь что-нибудь сказать. Слушающий нас человек не должен ничего заподозрить.

Татьяна открыто смотрела в лицо Гурову и неожиданно спросила:

– А почему ты, старый сыскной волк, не подозреваешь меня в сговоре?

– Во-первых, потому что я – старый сыскной волк, а во-вторых, если начинаешь подозревать своих, то надо менять профессию. Ну, а теперь пойдем в гостиную и побеседуем с нашим непрошеным гостем.

Когда они уселись в креслах в гостиной, Гуров сказал:

– А ты становишься пьяницей, дорогая моя! И невольно соблазняешь меня, а мне сегодня при моем пиковом положении пить нельзя.

После чего снял трубку и набрал номер Крячко. Услышав голос друга, весело спросил:

– Надеюсь, ты успел поужинать?

– Такая забота настораживает, – ответил Крячко. – Мне одеваться на выход?

– Браво, Станислав! Что значит муровская школа! Но ты мне не ответил: ты поужинал или нет? Потому что я тебя приглашаю к себе, а мне тебя кормить совершенно нечем.

– Выезжаю, выезжаю, сытый и довольный, что ты обо мне так заботишься.

Гуров встретил Крячко на лестничной площадке у лифта и коротко изложил ему ситуацию.

– У нас сегодня счастливый день, шеф! Теперь мы можем с ними разыгрывать хочешь – королевский гамбит, хочешь – сицилианскую защиту...

– Я и не знал, что ты такой дока в шахматах!

Они вошли в квартиру, где Гуров сразу бросился в атаку.

– Я не понимаю тебя, Станислав! Ты розыскник, что называется, от Бога, у тебя есть телефонный номер для связи и ты не смог за двое с половиной суток установить, для кого передаются разговоры?

– Может быть, я нарочно? Чтоб у тебя не возникало такой самодовольной улыбки! И вообще, так как я у тебя в гостях и ты сейчас мне не начальник, должен тебе при свидетелях сказать, что ты мне изрядно надоел. Все тебе сделай, причем не сегодня и не завтра, а вчера. И, как говаривал незабвенный Остап Бендер, принести тебе на блюдечке с голубой каемочкой...

– В квартире, через которую передается для «кукольника» информация, необходимо установить прослушивание. Я уверен, что он просто звонит по телефону и узнает, есть для него что-нибудь или нет. И если он будет звонить не из автомата, то мы зацепим его телефон. Другого способа я не вижу.

– Ну и что? Ты вызвал меня специально для того, чтобы сообщить, что я плохо работаю?

– Ну, извини. – Гуров развел руками. – Чтоб тебе лучше спалось, я хочу с тобой обсудить план наших ближайших действий.

– А завтра в конторе было бы поздно?

– Скажу тебе слова, которых ты никогда не слышал. Никогда не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня.

– Удивительно свежая мысль! Ну, давай, выкладывай, что нового ты придумал.

– Ты же знаешь, Станислав, ничего нового в сыске не придумаешь, все новое – это давно забытое старое. Пока мы можем только констатировать, что никакими материалами против Галея мы не располагаем.

– А против Якушева? – спросил Крячко.

– Якушева, мне кажется, мы к делу притягиваем за уши.

Говоря это, Гуров подвинул к себе блокнот, записал все данные на любителя устанавливать жучки и двигать кресла, написал слово «срочно» и поставил восклицательный знак, вырвал листок и положил перед Крячко.

– Да, – продолжал он. – Мы как в том году начали грешить на Якушева в отношении заказных убийств, так сами и уверовали в это. А ведь на самом деле мы не располагаем никакими фактами ни о том, что Якушев заказывал убийства, ни о том, что исполнителем являлся Галей. И последние дни у меня создается впечатление, что я как паровоз качусь по рельсам и не могу сделать ни шагу в сторону, а рельсы проложил произвольно.

– В хорошем ты настроении, шеф. Однако весь этот разговор можно было провести завтра, а не тащить человека от семьи.

Гуров повысил волос:

– Я тебе что, робот механический? Мне когда-нибудь выговориться можно?

– У тебя есть Татьяна, перед ней и исповедуйся.

– Станислав, тебе уже сорок лет, а ты не знаешь, что женщина слушает исповедь только тогда, когда исповедуются в любви к ней. Во всех остальных случаях она ждет, когда ты перестанешь говорить.

– Хорошего ты мнения о женщинах!

– Тут, как говорится, что выросло – то выросло.

Вероника расхаживала по квартире, беспрерывно курила, решая, что ей предпринять. Она была женщина сообразительная и прекрасно понимала, что попала между двух огней. С одной стороны – сыщики уголовного розыска, с другой стороны – исполнитель «кукол», за которым безусловно стоит уголовный мир. На чью бы сторону она ни стала, она тут же становилась противником другой стороны. Она вспомнила Сергея Сергеевича, интеллигентного мужчину лет шестидесяти, с вкрадчивыми манерами и тихим голосом, но случайно услышала, что кличка у этого интеллигента – Эсэс и поняла, что это не первые буквы его имени-отчества, а истинная суть данного человека. Эсэс, передавая ей кейс и провожая к дверям, извиняющимся тоном сказал ей: