Волчьими тропами - Купава Огинская

— Пришел бациллами обменяться? — настороженно спросила я, когда он вошел в комнату.

— ‎Что? — растерялся оборотень, но убедившись, что объяснять ничего я не тороплюсь, сообщил: — Я проведать тебя пришел.

И это было очень странно просто хотя бы потому, что подружиться мы с ним не успели. Рашис мне вообще не нравился, и до этого дня я была уверена, что это взаимно.

Но нет, вот он сидит на стульчике и вполне искренне интересуется моим самочувствием.

— А ты-то когда успел прихворнуть?

Рашис странно улыбнулся, потерев кончик покрасневшего носа:

— В новый год с незавершенным делом вошел, вот и поплатился. Еще легко отделался, духи всего лишь моей силой полакомились, хорошо, не жизнью.

— ‎Да уж…

Иногда я забывала, как прочно этот мир врос в суеверия, всякие мистические традиции и веру в высшие силы, но вот в такие моменты вспоминала и ужасалась, потому что и сама уже начинала во все это верить. Когда вокруг столько всего непонятного, что раньше казалось совершенно невозможным, поневоле начинаешь задумываться, а не может ли быть настоящим совсем все.

Например, духи, крадущие силу и здоровье, отчего люди и нелюди болеют.

В Волчицу же я уже верила, и в хранителей тоже верила, так что мне мешало поверить и во всяких вредных духов?

* * *

Тревожный трубный вой раздался на рассвете, когда прозрачный, по-особенному звенящий мир, еще только просыпался. Густой и низкий, не предвещающий ничего хорошего, тревожный звук пронесся над деревней, будя и пугая.

Открытие нового прохода не ждали так рано, никто не был готов к тому, что новый набег свершится настолько скоро после пробуждения Волчицы. Всего три дня прошло, как Свер на полнолунной охоте жертвенного оленя поймал и преподнес праматери кровавый дар.

— Лежать, — велел Свер, стоило мне только привстать, а сам вывалился из кровати, крутанулся на месте, разыскивая сапоги, не нашел, рыкнул недовольно и как был босиком, бросился прочь, обернувшись только в дверях, — никуда отсюда не выходи, ясно?

Ответа он не ждал. У него времени на то, чтобы обуться не нашлось, что уж об остальном говорить.

А я чувствовала себя лучше, бодрее, уже даже ходила вполне уверенно и спать просилась под теплый бочок исключительно по успевшей прижиться привычке.

И уж что-что, а отпускать его одного на стену мне совсем не хотелось. Было страшно, но больше страха меня томило странное нетерпение.

Мне нужно было на стену не только для того, чтобы за Свером приглядеть, но и чтобы понять, с чего меня туда так тянет.

Почему?

К тому моменту, как я выбежала на улицу, основательно утепленная, замотанная в два платка, в ответственно застегнутом на все пуговицы тулупе, трубный вой безвозвратно растаял в зимней дали.

А на стене, в напряженной тишине, все с удивлением смотрели на трех всадников, в гордом одиночестве вышедших из прохода.

Не замечая недовольство Свера, я встала рядом с ним, не веря своим глазам.

— А войско… где?

— ‎Жрецы, — словно отвечая на мой вопрос, прошептал Наи на языке алана. Он стоял рядом с вожаком, в своем черном доспехе, с глефой в руках, и не мог оторвать взгляд от показавшихся из прохода хту-наа.

— Почему одни? — Свер совсем не удивился и ни на секунду не усомнился в том, что выходец видит с такого расстояния.

Лишь спустя несколько секунд я вспомнила, что Наи об этом говорил. Он не мог разглядеть тех, кто вышел их прохода, но мог почувствовать. И чувствовал.

Ощущал приближение жрецов своего мира, так же, как это ощущала я. Каким-то шестым чувством. Колечко на пальце радостно потеплело, чувствуя близость своего старого хозяина.

— Мы должны выйти им на встречу, — голос срывался от волнения, я отчаянно вцепилась в запястье Свера.

— ‎Нет, — он не собирался рисковать, — если они хотят поговорить, то придут сюда, сложат оружие, и мы поговорим.

— ‎Свер…

— ‎Это может быть ловушкой, Яра, — одернул меня он, кивнул на все еще видное сияние, — проход открыт, армия может ждать там.

Разумеется, никто никуда не пошел и прибытия жрецов мы ждали на стене. Держась за ручки.

Хотя, если быть совсем честной, то это я Свера за руку ухватила, и я его держала, находя в этом успокоение, а он просто не вырывался.

И даже не сказал ничего по этому поводу, только посмотрел снисходительно.

Жрецы подъехали к воротам спустя целых полчаса, не сильно они торопились, но не это заставило всех на стене напрячься. Проход стоял открытым с четверть часа, и сложно было сказать, как много бед могло приключиться, окажись сейчас на месте жрецов войны хту-наа. Тут двумя, и даже тремя не обошлось бы. Успело бы пройти с полдюжины, не меньше.

Уж если за долгие пять минут успевали двое воинов проскочить, то тут и говорить нечего.

Как только жрецы подъехали достаточно близко, чтобы быть услышанными, заговорил тот, что сидел в центре, на таком же тощем олене, каким когда-то был и Проглот Наи. Теперь, конечно, он был отъевшимся и благодушным, а кличку «Проглот» получил от меня, когда вместе с морковкой попытался съесть и мою руку. Просто обозвала оленя так в сердцах, а Наи понравилось, и кличка как-то прижилась.

— Мы пришли с миром, — скинув с головы белый капюшон, жрец поднял на нас тонкое, белое лицо, сияющее магическими знаками, — мы хотим говорить.

Это был светлячок, я в этом не сомневалась, лицо было мне знакомо, смущал лишь вделанный в лоб мутно-белый камень, который явно не на клей крепили, а прямо в череп вбивали. Кожа вокруг камня чуть припухла, но не покраснела, так как у хту-наа в жидкости, текущей по венам, эритроцитов не было от слова совсем.

Я не знала, как именно этот камешек должен была защищать от нашего солнца, выглядел он совершенно ненадежно, но Наи, при виде усовершенствованного жреца, уважительно хмыкнул.

— Пусть те, кто приехал с тобой, тоже покажут лица, — велел Наи, без разрешения вожака взяв на себя работу переговорщика.

Сопровождающие светлячка по очереди сняли капюшоны. Первым был мужчина, хотя язык не поворачивался его так назвать. Просто мальчик с длинным хвостом, в который он убрал все свои мелкие косички. Короткие, совсем недавно отросшие и еще не смягчившиеся, как и у любого хту-наанского подростка, колючки на его голове топорщились, походя на корону, но тяжелый лук из странного, тусклого металла, притороченный к седлу оленя, свидетельствовал о том, что пацан уже прошел посвящение и стал настоящим мужчиной. Вар-та, или как там в их странной культуре называют совершеннолетнего хту-наа мужского пола?

Второй сопровождающий был куда как занимательнее. Потому что это была девушка. Такие же длинные волосы, рассыпавшиеся по груди косицами, такие же тонкие черты лица и черные, бездонные глаза, как и у всех виденных мною до этого выходцев. Вот только лицо у нее было круглее, нос маленький и аккуратным, а ресницы хоть и темно-серые, но пушистые, длинные, чуть приподнятые… красивые очень.