Холодные песни - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

– Пускай Библию почитает в машине.

Дима вдруг разозлился:

– Больше ничего, кроме этого вороха нелепостей, не посоветуешь?! Никакой другой книжки? – Он распалялся. Благо не кричал – его удивило, сколько раздражения умещается в шепоте. – Как может Бог или кто там Заветы написал – Святой дух? – создать столько бредовых суеверий? Ты хоть сама вдумывалась в то, что читаешь? Логику включить слабо?

Лысеющий мужчина и его жена шагнули вперед.

Настя опустила лицо в ладони.

– Не хочу тебя слушать.

– Почему? – Он уже понимал, что перегнул палку, но слова лились по инерции. – Правду не любишь? А видела, на каких машинах священники твои катаются? А пакеты какие за крещение берут? Посредники эти между небесами и землей. И Бог… что он хорошего сделал? Лучше бы Бога в родителях искали, в друзьях, в доброте, справедливости…

Его легонько толкнули в спину. Случайно или подгоняют? Что решит этот шажок?! Дима хотел обернуться, но очередь снова пришла в движение, и он подчинился вялому потоку. Взял Настю за плечи – она по-прежнему прятала лицо в ладонях – и продвинулся вдоль ограждения. Может, раскупорится, быстрее потечет?

На Диму недобро смотрела тетка в белом платке, но, как только он перехватил ее взгляд, отвернулась.

Настя опустила руки. Лицо было сухим и неподвижным.

– Я сейчас приду.

– Куда?

– В туалет.

Дима остался в человеческой реке, которую вновь сковал лед. С проклюнувшейся головной болью и чувством вины. Зря он так с Настей… глупо… Зачем он на нее давит?.. Что, если бы Настя стала доказывать, что его любимые книги – нелепые выдумки? Она ведь так редко что-то у него просит, его отдушина, спасение…

Они познакомились три месяца назад. Настя помогла Диме пережить некрасивый развод, вновь почувствовать себя кому-то нужным. Даже с работой помогла – через знакомых нашла место в строительной компании. Деньги, конечно, пыль, точнее, их отсутствие, но сколько же он натерпелся от этой пыли, до и после московской свалки, сколько начихался… А потом появилась Настя. До сих пор каждое ее слово или движение будило в нем волну теплоты – хотелось обнять, крепко-крепко. Только не сегодня.

Желудок урчал как-то совсем непристойно, в боку покалывало. Дима посмотрел на часы.

– Я отойду, хорошо? – сказал он впереди стоящей женщине, которой Маркиана помогла в зачатии. – Скоро вернусь. Или девушка моя.

– Вернешься, – подтвердила та, глядя в мелко трясущийся затылок старика.

Дима выскользнул в щель между ограждениями и вздохнул полной грудью.

На детской площадке играла малышня – апатично и тихо, будто придавленная грозным взором. Дима обошел церковную лавку; в витрине блестели пузырьки с маслом, рамки икон. Туалет нашелся во дворике – бежевое строение, опрятное снаружи и внутри.

Дима вымыл руки в проходном коридорчике и подождал десять минут на улице. Наверное, разминулись и Настя уже в очереди.

Возвращаться не хотелось. Хотелось есть. «И Насте заодно принесу, – решил Дима. – Не верой единой…»

Сморщенная старушка с охапкой толстых свечей подсказала направление. Здание с фресками и в самом деле оказалось трапезной (глянь, а слово-то прицепилось). Башенки ограды облюбовали вороны. Над кленами темнели крыши келейных корпусов. Очередь к мощам спиралью обвивала второй храм, как две капли воды похожий на первый.

Дима прошел по аллее на аромат свежей выпечки. Длинное светлое помещение напоминало теплицу (продольные стены – сплошное стекло) со столами и лавками вместо грядок. Монастырская кухня предлагала прихожанам и паломникам дымящиеся горшочки с овощами, рыбные и чечевичные котлеты, грибной суп, медовые коврижки и караваи… приготовленные с молитвой, так ведь говорят? Он взял четыре пирожка с капустой и стакан кваса на родниковой воде.

Сел у окна и жадно откусил. Капусты в монастыре не жалели. Дима лениво пробежался глазами: семьи с детьми, пожилые пары, молодежь… Молодых девчонок было больше всего – наверное, и проблем больше. Напротив него трапезничали священник с монахиней.

На душе было тяжело. Глупо себя повел, глупо. И тут даже не в Насте дело… Понятно ведь, что спорить с верующими – себе дороже. Вера – аккумулированный страх человечества (кто это сказал?). На Бога удобно спихнуть свой страх, переложить ответственность… Обрести утешение. Великая ложь, без которой многие бы сломались. Она помогает, когда случается плохое.

Дима нахмурился: зачем он спорит с Настей? Хочет обратить ее страх на себя? Совсем ошалел. Эту почву вообще не стоило копать: одни камни, обиды и упреки. Бесполезный, бессмысленный спор. Ни одна сторона не может похвастаться доказательствами. Да и не сказать ведь, что сам ни во что не верит. Несколько раз, когда тяжело болела мама, обращался с молитвой… к кому-то… просил, возлагал…

Он обозвал себя идиотом. Чего добился? Испортил настроение себе и Насте. Атеизмом очередь не продвинешь. До темноты хоть успеют?

«Хватит ныть! – приказал себе Дима. – Допивай квас, возвращайся к Насте и пройди сие причастие достойно». Он написал Паше сообщение, извинился, попросил не ждать, доберутся на такси.

Дима отложил телефон, взялся за стакан с квасом и поднял голову.

Священник за соседним столом размазывал по лицу монахини гречневую кашу. Монахиня смиренно хлопала ртом, ложка тыкалась в щеки, пачкала апостольник.

– Перевесило… опрокинулось… – донеслись до Димы слова священника.

Монахиня перекрестилась – почему-то от груди ко лбу, от левого плеча к правому. Со щек и лба на подрясник падали разваренные зерна. Священник сидел к Диме спиной, наперсный крест был перекинут через правое плечо, как надоевший галстук.

Дима непонимающе потряс головой. Монахиня взяла салфетку и стала медленно вытирать лицо. Священник бросил ложку в тарелку.

Дима поднялся, подхватил пакетик с пирожками и направился к дверям.

В голове крутилось: «Плохое». В плохом есть закономерность, но это не Бог, а теория вероятности. Дима часто смотрел научно-образовательные телеканалы. Как говорится, умных людей и послушать приятно. Так вот: число несчастных случаев оказалось довольно предсказуемой вещью. Выбираем город, смотрим статистику обращений в травмпункты за прошедшие годы и видим примерно одинаковые цифры. То есть абсолютно случайное событие (нельзя предсказать, кто конкретно сломает ногу или словит темечком кирпич) становится закономерностью (сломают и словят плюс-минус столько-то человек); цифры, конечно, растут, но это тоже закономерность. И если к этому приложил руку Бог, то уж больно он смахивает на гаишника, выполняющего план по штрафам.

Когда-то Дима верил в Бога, но жизнь настырно твердила, что если Бог – хозяин положения, мистическая сила, толкающая из стороны в сторону, – все же есть, то с ним что-то не так. Хорошего от него не жди.

По кленовой аллее, справа от него, шли две женщины.

– Маркиана отцу