За далью волн - Роберт Линн Асприн

Я понимаю, что тебе придется поведать Артусу об измене Горманта, но так уж ли необходимо рассказывать ему о том, что я дочь Горманта, принцесса и все такое прочее? Ведь если Артус узнает об этом, он меня препоручит какому-нибудь своему союзнику или родственнику и меня посадят под домашний арест, а уж это будет похуже, чем когда тебя отправят спать без ужина или десерта! В конце концов — это же не я предала Dux Bellorum.., ну, хорошо, может быть, и предала немного.., тем, что не сказала, когда именно появлюсь у него в покоях с кинжалом, но у меня тогда в голове все смешалось, я была как слепая. Знаешь, как это бывает, когда тебе в пьесе нужно сыграть старика Гомера? Тебе завязывают глаза и заставляют трижды повернуться на месте… Ну.., я понятно объясняю?

Питер таращил глаза, не в состоянии понять ни слева. Он до сих пор злился на себя за то, что не сумел убить Медраута.

— Анлодда, проклятье, о чем ты меня спросила?

— О? Не мог бы ты не говорить Артусу о том, что я его чуть было не убила, и еще о том, что я — дочь Горманта?

Теперь настала очередь Анлодды переминаться с ноги на ногу.

Питер покачал головой. «Куда деваться? Так или иначе, хоть зарплату мне платит министерство обороны, я все равно полицейский. Я не могу позволить, чтобы все это сошло ей с рук. Пусть она ответит за свои слова».

Питер разжал губы, готовясь дать резкий отрицательный ответ. Но губы вдруг произнесли слова, сказанные давным-давно куда более справедливым судьей:

— Отче, прости ей, ибо она не ведала, что творила. Анлодда поджала губы.

— М-м-м. Не хотелось бы выказывать неблагодарность, но я не поняла — «да» или «нет?» Чувствую себя в точности, как лошадь.., у которой поводья натянули справа, а слева ударили в бок коленом.

— Я ничего не видел и ничего не слышал. Вот за Кея и Бедивира не ручаюсь — как и за барда твоего, между прочим.

Что ж.., и правда, Питер не смог бы доказать, действительно ли Анлодда передумала убивать Артуса за несколько мгновений до того, как Ланселот, опередив преторианцев, вбежал в покои Dux Bellorum.

— Понимаю. Благодарю тебя, государь. — Она шагнула прочь, но обернулась. — Ланселот? Скажи, и в туннеле.., ты тоже ничего не почувствовал?

— Ничего. Там все было, словно в страшном сне.

— Вот и славно. Я тоже ничего не помню. — Она быстро оглянулась, убедилась, что за ними никто не наблюдает, встала на цыпочки и поцеловала Питера в губы. — Я разыщу тебя в Камлание.., есть кое-что.., о чем мне хотелось бы поговорить. Прощай.

И она заскользила по палубе, легонькая, словно фея.

«Иисусе, Господи! Вот в чем дело!» Питера вдруг осенило: он понял, почему не смог убить Медраута! Селли Корвин была хладнокровной террористкой из ИРА. Она бы ни за что, ни при каких обстоятельствах не выложила саксу Куге планы Меровия.

Медраут никак не мог быть Селли. Так сглупить Селли не могла, а Медраут этим проступком обелил свое имя.

На миг на душе у Питера стало легко. И из-за того, что он не убил ни в чем не повинного парня, и из-за того, что тот не являлся Селли Корвин. Такой славный малый. Но радость тут же сменилась беспомощностью и отчаянием.

«Но ведь получается, что я снова отброшен в самое начало. Если не Медраут, то кто? Корс Кант? Моргауза? Гвинифра?» Питер судорожно вдохнул. Гвинифра. Уже много дней он почти не вспоминал о золотоволосой принцессе из Камланна — о девушке его мечты, которая волею судеб оказалась женой его командира. Что же ему делать с Гвинифрой?

«Их любовь разрушила Камланн», — напомнила Питеру история. Но Камелот так или иначе должен пасть, потому что в настоящей истории никакой кельтско-римской империи не существовало. Римляне ушли, откатились на запад, а бывшие западные провинции на тысячу лет погрузились в пучину Темных Веков. «Но я люблю ее, и я знаю, что моя любовь вызовет разрушение всего артуровского мира.., и все же я сознательно, по доброй воле иду на греховное деяние, к духовной гибели, и нацепляю на себя маску консерватора реальности ради того, чтобы спрятать под ней животную похоть».

Питер закрыл лицо ладонями. О, ужас! Он не мог вспомнить лица Гвинифры.

Волны вздымались и падали, налетали и отступали, влекомые ветром, гонимые течением и луной. Давление падало — Питер чувствовал это по тому, как разболелись у него коленные суставы. Серые тучи затягивали небо. На сердце у Питера было так тяжело, словно на шею ему привязали камни, дабы бог моря Ллир быстрее получил свою жертву.

Оставшаяся часть пути от Харлека тянулась без происшествий. «Святая кровь» плыла, держась довольно близко от берегов, но с берега ее явно не видели. Море и небо стали одинакового серо-свинцового цвета и слились настолько, что горизонт стал неразличим.

Матросы и воины передвигались по палубе, потупив глаза. Они казались Питеру командой обреченных в ожидании Судного дня. Все до единого кашляли, и казалось, могут докашляться до того, что превратятся в высохшие мумии… Трое человек исчезли. Куда они подевались? Упали за борт? Испарились? Капитан Нав помолился о том, чтобы их души достались Ллиру-Нептуну. За борт сбросили три бутылки крепкого вина.

Через три ночи и четыре дня.., на утро пятого дня они наконец вошли в Северн и смогли вскоре причалить и забрать на борт лошадей. Затем они еще раз пересекли реку на триреме, после чего наконец сошли на берег. Не ведя журнал, Питер быстро начинал терять счет дням. На самом деле миновало уже семнадцать дней с той поры, как он свалился в эту кроличью нору.

— Господь отвернул от нас лицо Свое, — сказал один из сикамбрийцев. Вообще, вид у войска Питера был подавленный донельзя. Только Меровий оставался по обыкновению непроницаемым и непоколебимым.

— Насчет Бога я не скажу, — возразил Кей. — И сердце Митры, и его помыслы не открываются простым смертным. Но наверняка солнце Dux Bellorum закатилось и не встанет до тех пор, пока не вернемся и не выбьем этих подонков из Харлека.

— Ты это кому говоришь? Тут с тобой никто не спорит, — пожал плечами Питер. — Далось тебе проповедовать церковному хору.

— Нам понадобятся три легиона. Мы должны сокрушить этих засранцев.

— Скажи об этом Артусу. Я тебя поддержу.

Отряд, понесший большие потери (теперь в нем насчитывалось всего двадцать три человека), двигался в сторону Камланна. От земли тянулся густой туман, наполненный запахами гниющих растений. Эхом разносились по округе топот копыт и чавканье грязи. Все молчали, кроме набожного сикамбрийского младшего командира, который непрерывно шептал молитвы.

Наконец они перебрались через городскую стену и прорвались в Камланн, словно воры, под покровом темноты. Питер распустил воинов, разбудил конюшего, оставил Меровия в триклинии и коротко отчитался перед Артусом. Кей при этом стоял рядом с Питером и согласно кивал. Затем Питер удалился в свою комнатушку, пообещав королю подробный отчет наутро.